Футурология в будущем поможет избегать того, что сама же и предсказывает
У этого мексиканского шоссе перед рассветом фантастический вид. Словно картина из будущего. Но будущего пока нет. Отчасти его предстоит построить, отчасти — к нему надо приготовиться. Фото (Creative Commons license): Paco Olvera Monterd
Мы привыкли к тому, что отдаленное будущее берутся предсказывать либо фантазеры, либо шарлатаны. Доверять их прогнозам нет резона. Но есть один надежный прогноз относительно будущего: оно непременно наступит. И каким оно окажется зависит в той или иной мере от наших представлений о будущем. Образы будущего — это весьма тонкий объект исследования. Само их изучение может их менять, но это все же не повод отказаться от попыток их уловить и понять. 8 февраля, в День российской науки по инициативе Клуба научных журналистов и при поддержке сайта «Вокруг света» в Рунете 8 февраля стартует широкомасштабный Футурологический опрос. В нем каждый сможет сделать свой вклад в построение образа научно- технологического будущего. Публикуемый обзор соавторов используемой в опросе анкеты позволит вам познакомиться с методами современной футурологии.
Трудно представить себе более естественное человеческое желание, чем желание знать будущее. Оно-то и заставляет человека заниматься необычным делом — пытаться предвидеть события, которые произойдут не завтра и не через неделю, а хотя бы через год, два, а то и десять, сто или больше. Странно думать о том, чего никогда не было и, может быть, никогда и не случится. Но пройдет время, будущее станет настоящим, и к нему стоит подготовиться.
О будущем говорили пророки, и их пророчества довольно часто сбывались: пророки предрекают катастрофы — природные и цивилизационные, — а этого «добра» в истории человечества всегда было достаточно, на любые пророчества хватит. К тому же слова древних пророков (да и нынешних тоже) не отличаются конкретностью — их легко интерпретировать по следам уже произошедших событий.
О будущем говорили и говорят астрологи, но суровая статистика, использовать которую так не любят современные знатоки зодиакальных знаков, показывает, что астрологические предсказания, как и любые гадания, хоть на картах, хоть на кофейной гуще, оправдываются не чаще, чем это объясняется случайными совпадениями.
О будущем говорили и говорят писатели-фантасты — не все, конечно, но те, кто пишет так называемую «жесткую» научную фантастику, произведения прогностического толка. В таком жанре писали Жюль Верн, Герберт Уэллс, Александр Беляев, Генрих Альтов, Артур Кларк, Станислав Лем, Айзек Азимов — большая часть научно-фантастических идей этих авторов претворилась потом в жизнь. Писатели-фантасты бывают более конкретны и точны в своих предсказаниях, нежели пророки, прорицатели и астрологи, поскольку, в отличие от них всех, разрабатывают свои идеи, пользуясь отчасти научными методами. Они честно фантазируют, размышляя о будущем, но основываются при этом не только на интуиции, но и на реально существующих закономерностях, определяющих «связь времен». Футуролог действует почти точно так же. Только, в отличие от писателя-фантаста, закономерностями этими он пользуется не от случая к случаю, а осознанно и систематически.
И все-таки вполне закономерен вопрос: в какой мере можно считать футурологию наукой? Есть ли у нее предмет и метод, соответствующие хоть в какой-то мере тому, что мы бы согласились считаться предметом науки и научным методом?
В качестве футурологов нередко выступают философы, размышляющие о возможном будущем человечества. Эта задача ложилась почти исключительно на них в относительно недалеком прошлом. Правда, они, сообразно своей профессии, говорили больше не о частных открытиях или изобретениях, которые будут сделаны через годы, а о путях развития цивилизации, изменении общественного строя — желательном или, напротив, не желательном. Впрочем, не всякий ученый-естественник согласиться считать философию наукой, да на это и сами философы не всегда претендуют. Как не претендуют на звание ученых писатели-фантасты.
В ХХ веке, с развитием прикладной математики и возникновением численных моделей различных социальных процессов, появились способы давать количественный прогноз там, где раньше приходилось ограничиваться общими рассуждениями и благими пожеланиями. Благодаря этому теперь можно попытаться более или менее точно посчитать, во что преобразуется со временем нечто, кажущееся сегодня не более чем тенденцией.
Содержание
- 1 Пока расчет производился… объект расчета растворился
- 2 Методы, модели и прогнозы…
- 3 То что невозможно посчитать, надо додумать
- 4 Корпорация Лебедя, Рака и Щуки
Пока расчет производился… объект расчета растворился
Перспектива превращения футурологии в науку забрезжила еще на заре Великой французской революции, когда великий французский механик и математик Пьер-Симон Лаплас (Pierre-Simon Laplace, 1749–1827) придумал то, что мы называем сегодня «демоном Лапласа». Его сугубо философская идея подвела итог полуторавековому периоду развития науки, который можно охарактеризовать двумя словами — механизация и геометризация. С одной стороны, всякое движение может быть разложено на линии в пространстве и измеряемые приборами отрезки времени. С другой — все процессы в мире могут быть представлены как движение взаимодействующих между собой по законам механики материальных точек.
Множество Мандельброта, иначе называемое фракталом, иллюстрирует один из тех случаев, когда даже довольно хорошие решения «хороших» дифференциальных уравнений так сильно зависят от начальных условий, что никакой реальный прогноз невозможен. Фото (Creative Commons license): Wolfgang Beyer
Иначе говоря, мир описывается уравнениями для меняющихся со временем пространственных характеристик. Если бы кто-то смог все эти уравнения сначала записать, а потом решить, то этому «кому-то» открылись бы и все прошлое, и все будущее. Трудно поверить, что подобное оказалось бы под силу человеческому разуму, поэтому этот нечеловеческий разум обозвали «демоном». Но мы уверены: сам Лаплас не сомневался во всемогуществе человеческого разума.
Тем не менее, ни Лапласу, ни его последователям не удалось решить большую часть ими же самими выписанных уравнений. Однако идея прижилась и понравилась. Например, у некоторых осведомленных людей появилось желание распространить математические методы на социологию. Английский священник Томас Мальтус (Thomas Robert Malthus, 1766–1834) выпустил в 1798 году книгу «Опыт закона о народонаселении в связи с будущим совершенствованием общества», в которой доказывал, что численность населения растет со временем по экспоненциальному закону, а производимый им продукт — по степенному. Поэтому в будущем неизбежны неравномерность распределения общественного продукта, обнищание большей части людей и кровопролитные войны.
Уже в XIX веке появились большие сомнения в том, что всё на свете — это большой (или, наоборот, очень маленький) механизм, однако желание рассчитывать всё происходящее в мире осталось.
Методы, модели и прогнозы…
К своему выводу Мальтус мог прийти разными способами. Например, он мог положиться на начавшую развиваться как раз в то самое время демографическую статистику. Если в мирное время население любой страны удваивалось каждые двадцать пять лет на протяжении довольно длительного периода наблюдений, то можно было предположить, что так продолжится и в дальнейшем. И даже в планетарных масштабах.
Но Мальтус мог рассуждать иначе: предположить, что среднее количество детей в каждой супружеской паре не зависит ни от плотности населения, ни от ее благосостояния, и элементарный расчет снова привел бы к экспоненциальному закону.
Вывод оказался бы одним и тем же, но методы — принципиально разные. В первом случае была подмечена тенденция, ей дали количественную формулировку, а результат продолжили в будущее. В принципе, тут не надо знать, как именно в супружеских парах появляются дети. Этот метод прогнозирования принято называть экстраполяцией.
Во втором случае были сделаны более или менее конкретные предположения относительно того, из-за чего именно в обществе рождаются дети. Конечно, трудно надеяться, что все детали этого явления будут известны во всех подробностях, но, вводя некоторые ограничения (вроде постоянства ожидаемого количества детей в любой супружеской паре), можно довести дело до уравнения (или системы уравнений), обладающего точным количественным решением. В этом случае не надо стараться подмечать тенденцию — она окажется естественным следствием имеющихся уравнений, которые, по понятным причинам, называют моделью.
Однако ни экстраполяция, ни модель не скажут о будущем достаточно много. Это еще не футурология. Это прогнозы. Но без прогнозов знание будущего невозможно.
То что невозможно посчитать, надо додумать
Футурология опирается на довольно мощную современную прогностику, в арсенале которой более сотни методов. Метод экстраполяции и метод моделирования — среди наиболее популярных. Первый из них — не очень точный, но в обращении самый простой, поскольку не требует понимания механизмов происходящего.
Но создание моделей от ошибок не гарантирует – вдруг то, что сейчас футуролог считает второстепенным и отбрасывает, через 10–20 лет как раз и будет определять процесс? К примеру, лет тридцать назад, создавая модели событий ХХI века, футурологи и не думали рассматривать в качестве одной из главных составляющих террористическую угрозу…
Но самое важное даже не это. Далеко не все можно посчитать. Более того, футурологов интересует, как правило, именно то, что расчетам не поддается. Как бы ни была сложна задача построения моделей климата, она принципиально решаема. Это не означает, что мы можем или когда-нибудь сможем предсказать погоду на годы вперед. Но вполне вероятно, что когда-нибудь мы научимся предсказывать колебания среднегодовой температуры и среднее количество осадков для данной местности. Но вот построить модель, позволяющую рассчитать, куда переселятся люди при повышении уровня мирового океана на метр в год, видимо, не удастся.
Такого рода задачи по своему характеру ближе к социологическим, и поэтому решать их естественнее всего социологическими методами. В частности, зондируя мнение экспертов. Проще всего реализуется метод индивидуальной экспертной оценки, когда в качестве прогноза либо непосредственно используется мнение компетентных специалистов, либо прогноз делается на основании анализа таких мнений. При индивидуальном опросе оценки экспертов не зависят друг от друга, и не происходит выработки коллективного мнения (как при мозговом штурме или при использовании так называемого дельфийского метода, о которых речь ниже).
Индивидуальный опрос проще организовать и провести, но и недостатки его очевидны. Поэтому в серьезных исследованиях чаще используется метод коллективной экспертной оценки, осуществляемый, когда эксперты собираются в комиссию или комитет, и обмениваются своими мнениями до тех пор, пока не исчезнет разница между ними. Но эти две крайности предполагают множество промежуточных форм.
Одна из наиболее популярных среди них — это дельфийский метод (метод Дельфи). Социологи проводят опрос группы экспертов в несколько туров. После каждого тура экспертам сообщают результат, чтобы они могли к следующему туру скорректировать или заново обосновать свое мнение.
Экспертные оценки можно по-разному систематизировать. Одна из возможностей — построение так называемого морфологического ящика. Это таблица, на одной оси которой записаны все характеристики объекта, будущее которого выясняется, а на другой — возможные варианты и значения каждой характеристики. В свое время автор морфологического метода Фриц Цвикки (Fritz Zwicky, 1898–1974), использовал его для прогнозирования «необычных звезд» и в 1934 году предсказал как нейтронные звезды, так и звезды с гораздо меньшими размерами, которые он назвал адскими (теперь о них говорят как о черных дырах).
В середине XIX века лошади в Лондоне угрожали окружающей среде почти так же, как автомобили в наши дни. Фото: из архива Библиотеки Конгресса США
Метод экспертных оценок универсален. В особенности, если достаточно широко трактовать понятие эксперта. Как на один из наиболее ранних примеров, когда государственные вопросы решались с помощью экспертных оценок, можно сослаться на налоговое законодательство Флорентийской республики XIV века, описанное у Джованни Виллани (Giovanni Villani, 1275–1348) в его «Новой хронике». Имущественный налог с каждого поместья тогда устанавливался пропорциональным доходу. А размер дохода вычислялся по показаниям семи соседей, выступавших в данном случае в качестве экспертов. Считалось, видимо, что процедура усреднения нивелирует субъективный фактор: недостаточную компетентность, добросовестное заблуждение, желание кого-то выгородить или, наоборот, оговорить соседа.
Знание будущего, получаемое на основе опроса экспертов, также достигается через их субъективные мнения. Но мы можем тешить себя надеждой, что в процессе усреднения субъективный фактор нивелируется. К сожалению, это происходит далеко не всегда. Вот классический пример. Во второй половине ХIХ века в Лондоне было столько лошадей, что эксперты того времени без тени сомнений прогнозировали: лет через пятьдесят весь город будет завален конским навозом. Ни одно субъективное мнение не учитывало надвигавшегося качественного технологического скачка — изобретения автомобиля.
Корпорация Лебедя, Рака и Щуки
Говоря об экспертных оценках, мы подразумеваем, как правило, что все эксперты представляют более или менее одну и ту же дисциплину — что называется, говорят на одном и том же языке. Однако порой более продуктивно заставить решать одну и ту же задачу специалистов разного профиля, озабоченных поисками общего языка. Такого рода идеи появились в годы Второй мировой войны и привели сначала к появлению новой дисциплины — исследование операций (operations research), а потом и к новой организации, в которой эта дисциплина применялась для решения конкретных задач.
Эта организация получила название корпорация RAND, как сокращение от «Research ANd Development» (исследование и развитие), а главным методом «исследования операций» в ней служил метод «мозгового штурма». Суть его в том, чтобы состав бригады «штурмовиков» был сбалансирован и оправдан спецификой задачи. Поначалу в новой корпорации решались задачи, связанные, так или иначе, с военным действиями, в частности с военной авиацией. Но постепенно ее направленность становилась все более и более мирной: место определения безопасных маршрутов караванов кораблей или эффективной тактики бомбометания заняли совсем другие — календарного планирования, ремонта и замены оборудования, управления запасами. Дошло дело и до более или менее долгосрочного прогнозирования. Первый широкомасштабный футурологический экспертный опрос был проведен сотрудниками RAND в 1964 году. Именно тогда и родился дельфийский метод.
Нужно отметить, что социологическая компонента в футурологических исследованиях совсем не случайна и очень даже уместна. Связано это в первую очередь с самим прикладным характером этих исследований. Неправильно думать, что главная причина, по которой солидные и довольно прагматичные люди выкладывают свои средства на проведения подобных футурологических исследований из сугубо романтических побуждений, — им просто любопытно, как же жизнь дальше повернется. Вся наука построения прогнозов входит непременной составной частью в другою новую и важную дисциплину, в теорию принятия решений.
Даже в тех случаях, когда прогнозы не сбываются или сбываются вовсе не в те сроки, о которых говорили ученые, прогнозирование чрезвычайно важно по двум причинам. Во-первых, по тем вопросам, которые ставятся перед экспертами или становятся объектами морфологического анализа (экстраполяции и пр.), можно судить о тех проблемах, которые занимают общество сегодня. По задаваемым вопросам можно составить довольно точное представление о современном состоянии науки и техники, о социальных задачах, стоящих сегодня перед обществом.
Во-вторых, в ходе футурологических исследований корректируются и становятся более надежными методы прогнозирования, и само будущее в конечном счете представляется более прозрачным и предсказуемым.
Футурологические исследования — и, в частности, экспертные опросы — чрезвычайно важны потому, что, пытаясь предсказать будущее, они на это будущее влияют. Либо прямо — не только указывая тем, кто принимает решения, к чему следует стремиться, а чего следует избегать, но и подсказывая, как эти «стремления» и «избегания» можно реализовать. Либо косвенно, создавая в обществе настроения ожидания. Спрашивая, например, экспертов о том, в какие сроки будет разработана программа межпланетного туризма, футурологи заставляют задуматься о возможности самим побывать в межпланетном круизе людей, которые прежде никогда об это не думали. В результате возникает социальный заказ, не существовавшая ранее общественная потребность, которую и реализуют затем инженеры и ученые. Результат — прогноз оправдывается, но разве не сам факт прогнозирования стал отправной точкой для осуществления предсказания?
Реален и противоположный эффект. Спрашивая у экспертов, когда, по их мнению, наступит всемирная катастрофа в результате глобального потепления, футурологи создают в обществе атмосферу страха, заставляющую принимать решения на уровне государств. Наука и техника предлагают способы борьбы с потеплением климата, и, в конечном счете, не исключено, что именно эти прогнозные ожидания приведут к принятию решительных мер — в результате прогноз о всемирной климатической катастрофе не оправдается, но это будет, конечно, не поражением футурологии, а ее победой.
