История освоения Русского Севера уходит в глубокую древность. На бескрайних лесных пространствах первыми поселились язычники -угро-финские племена — мордва, вепсы (чудь), карелы, мещера, мурома.
Осваивая Север, славяне сталкивались с загадочным миром древних племён, которых они почитали хранителями тайных знаний прошлого и наделяли способностью служить проводниками из мира живых в мир мёртвых, им же приписывали сверхъестественные способности «изменять» лесные пространства по своему желанию, «населять» лес необычными существами.
В 1992 году на страницах газеты «Кировская правда» редакция поведала несколько вполне житейских историй. Одну из них рассказала жительница города Нолинска Р. Соловьёва. Она испытала неподдельный ужас, когда оказалась во власти «хозяина» местного леса: «Город Нолинск окружён увалами, покрытыми лесами, каждый носит своё название. Самые близкие- Городской и Зоновский, названный по фамилии заводчика Зонова. Зонову до революции принадлежал кожевенный завод, расположенный на опушке леса, изрезанного оврагами. Об этих местах ходила плохая молва.
Нам с мужем пришлось вспомнить эти легенды, когда мы в один из августовских дней направились в Зоновский лес по грибы. Грибы не попадались, настроение падало, какое-то странное беспокойство овладевало мной. Дошли до оврага, поросшего сухостоем. Вниз спускалась чуть заметная тропинка, по которой мы боязливо спустились, стараясь не поскользнуться на старой хвое. На противоположном берегу росли молодые белоствольные берёзки. Вот тут-то нам посчастливилось — нас окружили крепкие подберёзовики и даже белые грибы. Корзинки быстро наполнились, и мы, радостные, поднялись наверх. Перед нами простиралась небольшая, яркая от цветов поляна, стрёх сторон окаймлённая зелёными ёлочками.
Мы залюбовались. Гортанный крик птицы вывел нас из задумчивости. Она летала над нами, взмахивая сильными крыльями, что-то предвещая… Часы показывали два пополудни, пора было возвращаться домой. По старым следам мы подошли к оврагу, но тропинки не обнаружили. Кое-как спустившись на его дно, тянули друг друга в разные стороны, а вокруг нас стеной стоял тёмный лес. Всюду репейник и крапива.
Яркая поляна как бы поблёкла. Казалось, хмурый вечер опустился на землю. Всего больше раздражал и пугал крик птицы, продолжавшей кружить над нами. Я не удержалась и стала упрекать мужа, что он, мол, виноват, обидел «хозяина» леса, теперь вот он водит нас по кругу и не выпускает из своих владений. Опустилась на колени, и хотя толком не знала ни одной молитвы, стала молить Бога помочь нам выйти из леса, указать дорогу домой.
Хотите — верьте, хотите — нет, но в овраге стало светлее. Пройдя по низине шагов сто, мы вышли на сухую площадку, на которой штабелями были сложены дрова. А сверху по тропинке к нам шла сгорбленная старушка, фартук её был подоткнут под пояс юбки, из-под которой были видны босые ноги. Старушка была сухонькая, какая-то лёгкая, опиралась на палку.
Мы не видели её лица. Его обволакивал сумрак. «Бабушка, где мы? Укажи дорогу в город, нам никак не выйти», — взмолились мы. Старушка, не сказав ни слова, показа-ла палкой на тропинку, по которой только что шла сама. Когда оглянулись, чтобы сказать «спасибо», её уже не было. Она как бы растворилась в сумерках оврага. Поднявшись по тропинке наверх, мы окунулись в море дневного света. На часах было около пяти…
Часто мы вспоминали эту историю и старушку, указавшую дорогу домой. Была ли здесь игра нашей психики, подавленной мрачным местом, окутанным тягостными легендами? Или мы попали в тот лог, о котором в давние времена шла дурная слава, и «хозяин» леса в отместку за обиду решил сыграть с нами свою старую шутку?»
Ещё одну любопытную «сказку» рассказал старожил города Вятки Н. Шадрин:
«До войны в школьные летние каникулы я работал у агронома помощником. У него была казённая лошадь, и мы ездили по колхозам, определяли чистоту сорта посеянных зерновых культур. В один из последних дней августа мы возвращались домой поздно. Было темно. К селу, где мы жили, дорога шла через речку, потом через небольшой лес. Местные жители почему-то называли его «болотом», хотя никакого болота в нём не было.
Небо сплошь затянуло тучами. Сверкала молния. Глухо гремел гром. Мы перебрались через речку и поехали по насыпи, оставшейся от плотины бывшей мельницы. От речки до леса было метров двести, не более. И тут сверкнула молния, осветила небольшое, на вид совсем обычное озеро. Но ходила легенда, что в нём давно-давно утонула девушка. И теперь, мол, ровно в полночь на озере горит свеча, и слышится стон девушки. На лесозаводе (что был в районе поблизости) загудел гудок — было 12 часов ночи.
Невольно вспомнилась легенда, и я взглянул на озеро. Вода чернела, как полированная доска, но никакой свечи на ней не горело. Въехали в лес. И вдруг… Я не могу точно передать, что произошло с нами. Помню только какой-то огонь перед глазами, и больше ничего. Когда я «очухался», увидел, что сижу на земле и держусь руками за агронома, а он — за меня.
Понять, что случилось, не можем. Мы были в каком-то ступоре, трудно соображали. Слышим, где-то впереди ржёт наша лошадь и бьёт копытами. Мы вскочили и побежали к ней. При свете очередной молнии увидели, что она рвётся вперёд, а тарантас ни с места. Понукаем. Ни с места. Что за чертовщина!
Оказывается, передняя ось тарантаса зацепилась за пень. Освободили тарантас. Лошадь, как только очутилась на дороге, рванула вперёд и понесла нас галопом до самого села по корням и кочкам. Казалось, чудом как мы не вылетели из него. Только в селе опомнились, и страх волной обдал нас.
Утром обменялись мнениями о том, что случилось. Потом я прошёл этой дорогой днём, внимательно глядя по сторонам. Ничего подозрительного не заметил. «Леший попугал», — говорили старики. Но сейчас я думаю, что это была молния, которая ударила где-то очень близко. Как мы живы остались…»
Ирина СТРЕКАЛОВА
