Эммануил Сведенборг (1688-1772) был советником шведского короля по инженерным вопросам, которые имели «предметный смысл». В папках его находились и самые серьёзные расчёты подводной лодки и аэроплана, не говоря уж о таких пустяках, как пневматическое ружьё.
Так и служить бы ему королю Карлу XII. Но вот вполне реалистично думающего учёного, повсеместно признанного, даже почётного академика петербургской Академии наук, заинтересовали возвышенные предметы. Он предположил, «что и всё нематериального плана имеет предметный смысл». Но что именно ему рассчитывать?
Начались неясные видения, которые потрясли его умственно и душевно, он стал заговариваться: «…Как если бы слова приходят извне. Однако я при полном сознании и удивляюсь, что это значит?» А видения становятся более ясными. «Какой-то дух, с которым я могу говорить, уводит меня во время прогулки в неведомые места, затем я оказываюсь на прежнем месте».
Его всё более интересует потусторонняя «сфера бытия». Он, как учёный, посвящает многих в свои рассуждения о незримой реальности, и в своё состояние, в котором может как бы «явить» себе самых давних людей. Многие считали, правда, что он может лишь вообразить их, но всё же интересовались его духовной связью с умершими.
«Может ли он говорить с любым или только с некоторыми?»
«Я могу разговаривать с каждым, кого знал лично. Так же и с теми, которых узнаю по их сочинениям. А ещё со всеми, о которых я имею представление, например, с героями невообразимой древности».
В Стокгольме однажды умер голландский посол. Через какое-то время золотых дел мастер представил счёт вдове, однако она добывалась, что муж расплатился, но не нашла расписку. И Сведенборг узнал от покойного о тайных полочках в бюро, где хранились расписки. И подобные истории, случавшиеся с ним, до какой-то поры тоже как бы раскладывались для него по своим полочкам. И он смело углублял свои «хождения» в тот мир.
Его попросили однажды, кто из присутствующих за столом умрёт первым? «Умрёт первым Олофсон. Завтра в четыре часа». Проверили, и Олофсон не подвёл. А часы его остановились на четырёх. А в 1762 году, когда умер Пётр III, в тот день Сведенборг изрёк: «Только что убили русского императора».
Все его тридцать фолиантов рассказывают о посещении духовного мира его «внутренним человеком». И хотя первый том «Небесные тайны, а также мысли о них и опыты» (640 страниц) продавался в 1749 году по самой низкой цене, всё равно за целый месяц продалось три экземпляра.
Далее некая Шарлотта фон Кноблох оплатила издание остальных, её потрясли откровения: «Мои глаза устроены таким образом, что духи могут видеть через них происходящее и на этом свете». Должно быть, духи так присматривались к фон Кноблох, что последний том «Небесных тайн» уже вышел в 1756 году, но затем последовали и комментарии к фолиантам, едва не столько же томов!
И нигде он не признавал пока бессилие учёной мысли перед запредельностью. В ту «преднаучную» эпоху почтительности разума к небу, чем бы ни были небеса, его беседы воспринимались как опасное пустословие.
Всё же он мог беседовать и с отсутствующими людьми. Скромный Сведенборг не считал себя открывателем этого мира и напоминал, что граф Пикоделла Мирандола уже в XV веке умозаключает, что есть мир видимый и невидимый. И при всём при этом учёный неистово славит разум, научную рациональность. Ему казалось, будто он логикой рассуждения продвигается вверх по какой-то спирали, столь быстро, что оставил позади даже Мирандолу.
Он, как бы обитая в двух мирах, свободно описывал устройство потустороннего мира. Люди там общаются между собой по своему внутреннему, душевному подобию, а не по общности времени или пространства. Учёный восклицает — что это правда! Что он никак не мог бы выдумать всё это, такое самоочевидное.
Вымысел и правда в голове учёного-шведа, исследующего таинства рассудочными приёмами, как бы играли в жмурки. Он поверял гармонию алгеброй. Уверенный, что уясняет какое-то истинное положение дел, он подбирался к небесам «научными изысканиями». И нечто безграничное и вне определения вдруг словно обретало на мгновение определённость, доступность для его уразумения.
Кант: «Непосредственное знание нездешних миров может быть достигнуто только ценой отказа в чём-то от разума, идеи которого — для мира здешнего».
Учёное имя Сведенборга сделалось именем сумасброда. Мыслитель-мистик «служил науке», проводя опыты с совершенно непостижимым. Идея загробного существования приобретала чуть ли не здравомыслие, лишь пока недоступное для разгадки. Друзья учёные пересмеивались: «Эммануил, обладая едва ли уже не моделью нездешнего, тем самым может, наверное, и несколько воздействовать — сперва на небо, а уж затем и на этот мир».
Сведенборг понимал, что любой мир, конечно, — это не пневматическое ружьё, но парировал: «Для вас всё это — неизвестность. А мне дано слышать, видеть потустороннюю жизнь словно бы наяву, и уразуметь». Однажды он вдруг осознал, что не дышит. «Вместо меня во мне дышал кто-то другой, который всё повторял древнее слово «Аль-Аараф», означавшее область между Землёй и Небом».
Пустое умствование частично помешанного? Или и это составит со временем вид постижения всего уже разумом? Ничего неизвестно. Хотя Эйнштейн и предполагал, что «возможно, XXI век постепенно сделается веком мистики».
С этой неизвестностью и пребудем.
Максим СИВЕРСКИЙ
