16 декабря мы были пойманы в общежитии местного педагогического техникума «патрулем. Короче говоря, залет, причем наистрашнейший. Далее были десять суток гауптвахты и наказание в виде новогоднего сидения в стенах опустевшего на праздники училища. Так распорядился начальник — полковник Григорьев Александр Павлович. Полковник особо предупредил нас о том, что, если мы на Новый год напьемся или вздумаем опять отправиться по девкам, летнего отпуска нам тоже не видать… Предупредил и уехал к родителям в Омск, а мы остались…
Надо сказать — было тоскливо. Делать абсолютно нечего. Дежурные офицеры нас не донимали ни строевой, ни уборкой снега на плацу — видимо, сочувствовали. Целые дни мы проводили в казарме: Марк читал, Коля и Вася играли в шахматы, я — тягал гири: я железо всегда уважал. Настало 31 декабря. В училище — почти никого. Глядим в окно — люди за забором елки тащат, припасы всякие с рынка — готовятся к празднику.
А нам праздник не праздник. Мы решили даже шампанским не баловаться, хотя достать, конечно, можно было. Ну как дежурный засечет? Тогда точно летом никуда не поедем. Встретили Новый год сурово — чокнулись чаем в железных кружках и разошлись по разным углам казармы: Марк — читать, Коля и Вася сели за шахматы, а я отправился к своим гирям. Около двух часов ночи скрипнула входная дверь. Я еще подумал, что это дежурный нас обнюхивать пожаловал. Оказалось — не дежурный.
Пришел Мерген — местный истопник. Что это за личность такая — Мерген — никто не знал, да и не интересовался особо. То ли калмык он был, то ли тувинец, то ли бурят -из азиатов, в общем. В годах — лет за пятьдесят: тогда он нам казался древним стариком. Мерген жил в маленьком флигеле за плацем. Я его видел только возле входа в подвал, где находилась котельная, — совковой лопатой Мерген нагружал уголь в тачку и катил ее вниз по настеленным по краю лестницы доскам. За три года учебы я не слышал от Мергена ни единого слова — на приветствия он отвечал кивком головы, а если кто начинал приставать с расспросами — просто поворачивался и уходил. На сей раз Мерген был более чем словоохотлив.
— Здравствуйте, солдатики, — голос у него был мощный, глубокий. Говорил Мерген безо всякого акцента.
— Здорово, угольный человек, — за всех отозвался Марк.
Мерген присел на одну из пустующих коек. Мне показалось, что он слегка поддатый. Может, и правда махнул по поводу праздника. Мерген повозился — поскрипел пружинами, а потом спросил:
— Скучаете?
— Скучаем, — хором сообщили Вася и Коля.
— Не время скучать. Сегодня ночь особая — цветет Адья-трава. Всякий, кто хочет, может свое будущее узнать.
Нес он, конечно, полную околесицу, но нам сделалось любопытно. Я оставил в покое свои гири и подошел к койке, на которой сидел Мерген:
— Где она цветет, эта трава, под снегом, что ли?
— Не под снегом. В далеких землях цветет, там жарко теперь.
В каких землях — истопник не уточнил, да мы и не очень любопытствовали. Чего говорить с пьяным…
И тут Мерген предложил:
— Хотите, каждому из вас будущее расскажу?
— Наше будущее известно, — хохотнул Коля, складывая после очередной ничьей с Васей шахматные фигуры, -войска, караулы, офицерская общага.
— Не скажи, — истопник снова улыбнулся, и я впервые заметил, какие живые и выразительные у него глаза, -можно дальше заглянуть.
— Ну, если дальше, то заглядывай. Лет на двадцать заглянуть сможешь? -Я сел рядом с Мергеном.
— Смогу. Сегодня смогу. Один день такой — сегодня смогу все.
Мы были окончательно заинтригованы. Через пять минут на дне форменной ушанки лежали четыре металлические пуговицы со звездой -каждый отпорол по одной от своей хэбэшки — так велел Мерген. Истопник долго возил черной от въевшейся в поры угольной пыли рукой в шапке и что-то бубнил себе под нос не по-русски. Потом истопник вытащил одну из пуговиц и обратился к Васе:
— Ты, Вареник Василий Игнатьевич, 1 января 1990 года в три часа ночи будешь спать в своем доме в городе Житомире, потому что за новогодним столом выпьешь очень много водки.
— Отличное предсказание! — заржали мы. — Придумал бы что-нибудь поинтереснее.
Мерген не обратил на наш гогот внимания — снова повозил рукой в шапке и извлек следующую пуговицу:
— Ты, Марк Хирш, 1 января 1990 года будешь командовать ротой при штурме селения Марух-эр-Рия. В три часа семнадцать минут по московскому времени тебе доложат, что противник отходит.
— Что это еще за Хирш, — встрял с вопросом я, — и где это селение с таким чудным названием?
Мерген ответил не сразу, ответил с некоторой досадой — как учитель, объясняющий второгоднику простейшие вещи:
— Через двадцать лет Марк Ершов будет Хиршем. Селение это в Галилее…
Я хотел спросить про Галилею, но в руках у Мергена уже была третья пуговица.
— Ты, Ник Бур, новогоднюю ночь 1990 года проведешь с любовницей в отеле «Паркер Дабл Три» в 17 милях от города Санта-Барбара, где вас в три часа сорок пять минут застукает твоя жена — миссис Ольга Бур. Не бойся -она тебя простит… Но с любовницей придется расстаться…
Тут уже Коля впал в недоумение:
— Какой еще Бур? Где эта Санта-Барбара? Что за Ольга? Колесникова, что ли, из параллельного класса?
— Колесникова, — кивнул Мерген, -которой ты прошлым летом, когда приезжал в свою Сызрань, стеклянные бусы подарил, а сказал, что хрустальные… Вы поженитесь скоро…
— Мне на базаре сказали — хрустальные… — начал оправдываться Коля. — Откуда мне знать, что они стеклянные?! Стоили, между прочим, как хрустальные!
Мерген его не слушал — достал последнюю, мою пуговицу.
— Ты, Сергей Александрович Копейкин, 1 января 1990 года, в три часа пятьдесят шесть минут по московскому времени, будешь ранен осколком мины навылет под городом Кереном. Ты сразу вспомнишь о своем брате Федоре и спасешь ему жизнь. Все… Мне пора, а то заморожу трубы…
Я не успел спросить, что это за город- Керен. Мерген поднялся и, не прощаясь, направился к выходу из казармы.
Мы после того случая много раз пытались получить у истопника объяснения по поводу непонятных его слов, но он смотрел на нас как на умалишенных и лишь отмахивался — дескать, о чем это вы…
Мы перерыли весь военно-политический энциклопедический словарь, который любил читать Марк, обнаружили, что Санта-Барбара — это город в США, прочитали про Галилею и про Керен -населенный пункт в Эфиопии.
Конечно, все мы посмеивались над предсказаниями Мергена, но каждый (это было видно) все же призадумался. Было над чем призадуматься, согласитесь! Откуда, скажите, безграмотный истопник мог знать про Галилею и про Эфиопию? Еще интереснее — как мы сможем туда попасть? В конце концов, Вареник резюмировал: «Видимо, СССР завоюет весь мир». На том и порешили, а через полгода вспоминать предсказания Мергена перестали. Один раз лишь вспомнили, когда вернувшийся из своей Сызрани Коля Бурмистров сообщил, что женился на Оле Колесниковой, в которую был влюблен еще в школе. Вот, пожалуй, и все… Потом мы окончили училище и отправились по разным гарнизонам. Сперва переписывались, но скоро перестали…
1 января 1990 года я, полковник Сергей Александрович Копейкин, военный советник Генерального штаба вооруженных сил Народно-Демократической Республики Эфиопии был ранен во время столкновения правительственных войск с эритрейскими сепаратистами. Надо ли говорить, что, когда осколок мины порвал мне голень, я вспомнил Мергена. Вспомнил и… потерял сознание. Не совсем, правда, потерял — мозг мой работал: я видел, как мой младший брат, Федор Копейкин, следователь прокуратуры, стоит в окне кухни своей квартиры на первом этаже дома № 8 по улице Дубнинской в Москве и курит.
В этот момент из кустов высунулась рука с татуировкой в виде чайки на тыльной стороне запястья. В руке был пистолет вальтер… На этом видение оборвалось — я очнулся в кузове грузовика, который вез меня в госпиталь.
Прежде чем отправиться в операционную, я потребовал соединить меня с Москвой, с братом. Я был уверен, что его жизнь в опасности. Дежурный капитан возражать не стал, однако смотрел на меня с сожалением, когда я орал в трубку: «Федька! Тебя хотят убить из вальтера! Точно знаю! Истопник сказал! На запястье-чайка!»
5 января 1990 года в Москве задержали бежавшего из мест заключения рецидивиста Бориса Валентиновича Чайкина, 1940 года рождения. У него был изъят пистолет вальтер, обойма с патронами и клочок газетного листа с записанным домашним адресом моего брата Федора. Надо сказать, что именно стараниями Федора Чайкин за пять лет до описываемых событий отправился в мордовские лагеря. В тот раз ему добавили еще десять лет…
А через пять лет я встретился в израильском городе Хайфа со своим старым приятелем, полковником Армии обороны Израиля — Марком Ершовым. Теперь его фамилия Хирш. Собственно, такой она была еще у деда Марка — лавочника из Бердичева. Перебравшись в конце восьмидесятых с семьей в Израиль, Марк сделался Хиршем и пошел служить в ЦАХАЛ. Душевно мы посидели -выпили и, конечно, вспомнили Мергена. Марк показал мне «Медаль за отвагу», которой был награжден за победу под селением Марух-эр-Рия в Южном Ливане. Что там с Колькой и Васей — сбылись ли и у них предсказания Мергена, мы с Марком не знаем. Но думаем, что сбылись… Точнее, уверены, что сбылись…
С. А. КОПЕЙКИН, г. Выборг (От редакции: имена действующих лиц изменены)
