Больным вопросом исследований аномальных явлений является так называемая проблема доверия. Насколько достоверны современные рассказы людей, уверяющих, что они побывали в контакте с пришельцами, гномами, эльфами или с нечистой силой?
Если изучить народный фольклор, то мы можем узнать о множестве подобных историй в прошлые века. И когда люди рассказывали об этом, они божились, что все правда. Каждый рассказчик при этом знал и указывал, когда, где и с кем данное событие произошло. И очень часто подобное случалось с соседями рассказчика, его родней или им самим и таким образом в рассказах было много подробных деталей.
Фольклорист В. Зиновьев из Иркутска, составитель сборника «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» собрал много таких историй. Вот он беседует с одним крестьянином. Первое, что тот сообщает ему:
— Я — человек неверующий, а тут приходится верить.
И далее излагает жуткое мистическое происшествие, свидетелями которого стали вместе с ним его земляки. Называются конкретные имена. Таким образом, можно проверить достоверность сообщения путем перекрестного допроса свидетелей. Что Зиновьев тут же и делает. И убеждается: показания свидетелей совпадают в деталях. То есть эти люди говорят правду.
Пересказывая десятки историй о встречах с нечистой силой, Зиновьев комментирует одну из них так: рассказчик набрасывал на бумаге план местности, «здесь же уточнял, как было дело, кто откуда шел и где произошла встреча. Все это придавало рассказу бесспорную достоверность, по-настоящему увлекало». Фольклорист разводит в недоумении руками: «Как совместить несомненный атеизм рассказчика с содержанием и манерой рассказа?»
В рассказе Тургенева «Бежин луг» крестьянские мальчики рассказывают друг другу услышанные от взрослых былички про русалок, домовых и прочую нечисть
Другой известный собиратель фольклора, П. Бажов в очерке «У старого рудника» повествует о беседе с престарелым уральцем Василием Хмелининым. Беседа произошла на крылечке караульной будки возле рудничного дровяного склада.
Услышав от Хмелинина несколько историй про проделки нечисти в окрестностях рудника, Бажов задает ему вопрос: мол, не пустые ли сказки все это? Нет, отвечает старик, «не сказки, а сказы да побывальщины прозываются. Иное, слышь-ко, и говорить не всякому можно, с опаской надо».
Бажов тут же замечает: «Старик, как видно, и сам хотел считать все за правду. Рассказывал он так, будто действительно сам все видел и слышал. Когда упоминались места, видные от караулки, Хмелинин показывал рукой: «Вон у того места и упал…» Хмелинин, — подчеркивает Бажов, — знал жизнь рудника во всех деталях».
Фольклорист П. Рыбников описывает такую сценку на берегу реки Онеги: «А часто ли у вас люди попадают к нечистой силе?» — спрашивал я на Шуй-наволоке. В ответ на мой вопрос заонежане привели мне десятки примеров и из прошедшего, и из недавних дней, насказали мне случаи, о которых слышали или которые сами видели».
Фольклорист С. Максимов в книге «Нечистая, неведомая и крестная сила» выделяет важнейшую особенность русских сообщений о контактах со странными существами. Он пишет: «Рассказы подобного рода чрезвычайно распространены, причем бросается в глаза удивительное однообразие частностей этого явления».
На том же фиксирует свое внимание и В. Пропп в «Исторических корнях волшебной сказки»: «Сходство это гораздо шире и глубже, чем это представляется невооруженному глазу».
Фольклорист Н. Ончуков записал в начале XX века немало «контактных сюжетов», сходных зачастую даже в мельчайших деталях. Подводя под ними черту, он пишет: «Как видно из приведенных рассказов, в происшествиях этих нет ничего особенного, чрезвычайного, и все происшествия и встречи с лешими, чертями, водяными, мертвецами случались или с самими рассказчиками, или с хорошо известными или совсем близкими им людьми».
Э. Померанцева из Московского университета, руководитель многих современных фольклорных экспедиций, тоже утверждает, что всякое сообщение про контакт с нечистой силой «всегда носит характер свидетельского показания: рассказчик либо сообщает о пережитом им самим случае, либо ссылается на авторитет того лица, от которого он об этом случае слышал». Померанцева настаивает: каждый такой рассказ «является бесхитростным свидетельским показанием».
Она приводит, например, такое свидетельство одной крестьянки о ее встрече с нечистью: «Сама видела, такой большущий-пребольшущий. Шляпа на нем большенная такая, широкая».
А также и такое свидетельство: человек, поведавший о том, как он в десятилетнем возрасте видел черта, утверждает: «Ей-богу, был такой случай!»
Опять-таки у Зиновьева читаем: «Я не верил ничему, а тут голос слышал, самого его видел». В достоверности происшедшего участник события не сомневается.
Истории подобного рода давным-давно были прозваны русским народом быличками, бывалыдинами, побывальщинами.
Фольклористы Б. и Ю. Соколовы писали в начале XX века: с легендами такого типа «соединяется известная доля веры в действительность происшествия. Недаром они иногда называются «быличками»».
Померанцева указывает: «Слово «быличка» было подслушано братьями Б. и Ю. Соколовыми у белозерских крестьян, использовано и прокомментировано в известном сборнике и с их легкой руки вошло в практику русских фольклористов. Своеобразным «лирическим героем» былички является «свидетель». Его потрясенность встречей с существами потустороннего мира всегда в ней наличествует».
«Мужик Кузьмин рассказывал мне и божился», — подмечал истовую божбу мужика (мол, правда все это!), столкнувшегося с нечистью, фольклорист П. Ефименко в книжке «Демонология жителей Архангельской губернии», изданной в 1884 году.
«Сведения о быличках, дошедших до нас из первой половины XIX века, — сообщал Зиновьев, — также имеют характер констатации представления народа о лешем».
Н. Ончуков, как и братья Соколовы, отмечал, что рассказы про нечистую силу, в отличие от фантастических сказок, носят характер информации о реальных происшествиях и называются местными жителями «бывальщинами».
И. Карнаухова, собравшая и издавшая в 1934 году «Сказки и предания Северного края», тоже настаивает на невыдуманности сообщений о встречах с неведомыми существами. «Самый термин «бывальщина», — отмечает она, — говорит о том, что рассказчик считает былью событие, о котором он повествует».
Тот же вывод делает и другой известный собиратель фольклора Д. Балашов, выпустивший в свет в 1970 году «Сказки Терского берега Белого моря»: «Каждая быличка… всегда начинается этаким «реальным» зачином: кто, где, когда, с кем случилось, кто рассказывал».
