В небольшом сибирском поселке, где прошли мои детство и юность, было несколько косарей — настоящих мастеров своего дела. О таких умельцах зачастую говорили: «У него в руках коса поет». Наблюдая за работой косцов, я мечтал стать таким же умелым и ловким. Настоящие виртуозы учатся мастерству сенокошения сызмальства. Учился и я.
Среди всех косарей особенно выделялся дед Афанасий. Не берусь судить, сколько ему было лет, но, думаю, за семьдесят. Казалось бы, староват дед для такой тяжелой работы. Но тягаться с ним в косьбе не могли даже молодые сильные мужики.
Ни у кого, даже у самых опытных косарей, скошенная трава не ложилась такими ровными рядами, как у деда. Не было ему равных в качестве и скорости косьбы. Начинали все работу одновременно. И косы у всех были самые обычные — простые литовки. Однако довольно быстро дед оказывался впереди всех.
Я мог часами наблюдать за его работой. Видя мою заинтересованность, дед в перерывах объяснял и показывал наиболее рациональные способы сенокошения: как правильно распределять силы. Иногда позволял и покосить. Правда, мое усердие обычно оценивал так:
— Маловат ты росточком, да и силенок недостаточно. Когда подрастешь и силенок прибавится, наверное, будет из тебя толк. Потому как с косой обращаешься умело, да и науку схватываешь на лету.
Взрослел я, росло и мое мастерство косца. Дед Афанасий все чаще одобрял мою работу. И вот однажды старик попросил меня прийти к нему домой. Я, не мешкая, отправился в гости. Дед сидел на крыльце и держал в руках косу. Когда мы поздоровались, он жестом пригласил сесть рядом и сказал:
— Все, Саша, мое время вышло: косить больше не буду. Здоровье не то.
Он помолчал, затем протянул мне косу:
— Отдаю тебе мою самую лучшую, самую любимую. Ей цены нет, она старинной работы. Этой литовкой косили мои отец и дед. Береги ее, и она прослужит тебе долго и исправно.
От избытка чувств дед даже прослезился, а когда успокоился, предупредил:
— Только имей в виду, Сашок, что эта коса с норовом. К ней особый подход нужен. Не поладишь с ней -будет тебе одна маета.
К сожалению, я сразу не сообразил спросить, в чем заключается этот особый подход к косе. Так реликвия деда Афанасия оказалась у меня. А вскоре старик ушел из жизни.
Перед очередным сенокосом я подготовил подаренную косу: отбил лезвие (косари называют его жалом), подправил наждачным бруском. Первая неделя прошла без сбоев. А вот дальше начались проблемы. Жало косы вдруг почему-то быстро затупилось. Решил, как всегда, заточить его все тем же наждачным бруском.
И хотя косари делают эту несложную операцию автоматически (ее сотни раз проделывал и я), на этот раз каким-то непостижимым образом (впервые в жизни) брусок выскользнул из руки и я серьезно поранил пальцы о лезвие. Пришлось даже обратиться за помощью в медпункт. К несчастью, на этом мои неприятности с косой не закончились.
Жало косы по-прежнему ни с того ни с сего быстро тупилось. Хотя трава была в самом соку и, казалось бы, только коси и коси. Ан нет! Кроме того, жало стало то и дело втыкаться в землю. Я по-разному примерялся и с большим трудом сумел справиться с этой проблемой, изменив привычный угол захвата.
Увы, моя радость была совсем недолгой. Очередная совершенно неожиданная неприятность подкараулила меня через 10 дней. Обширную поляну в стороне от дорог, троп, тропинок я хорошо знал, поскольку неоднократно обкашивал ее. Но на этот раз произошло непоправимое.
После очередного замаха я почувствовал, как лезвие косы ударилось обо что-то твердое. Это оказался невесть откуда тут взявшийся булыжник. Коса переломилась пополам.
Так неудачно закончилась эпопея с подарком деда Афанасия. Остается лишь гадать, что сгубило косу: то ли цепь роковых случайностей, то ли виноват я, так и не сумевший найти нужного подхода к ней…
