Отёчная, пожелтевшая лицом женщина с огромным асцитом умирала. Всё, что можно было сделать в данной ситуации, фельдшер уже сделал и теперь только молил Бога, чтобы БИТы приехали до того, как больная испустит дух. Плотным кольцом вокруг лежащей на полу больной и наклонившегося над ней фельдшера стояли родственники. И ни увещевания, ни угрозы не убеждали их выйти из комнаты.
Казалось, бесконечно смотреть можно не только на огонь и воду, но и на то, как один человек спасает жизнь другого с заведомо предсказуемым финалом.
— Чё? — в который раз подал голос муж в грязноватом спортивном костюме. — Помрёт?
— Будем надеяться, что нет, — фельдшер отвечал механически. — Но шансов практически нет. Но будем надеяться.
Он с тоской посмотрел на часы. БИТы не успеют. Хотя и они ничего не смогут сделать. Но хоть писанины у фельдшера будет меньше, если они вовремя приедут. Начальство беспощадно. Даже если всё сделано правильно. Умер больной — и ты автоматически становишься виновным в его смерти. Даже если от старости. Даже если от рака или алкоголизма. Виновен тот, кто приезжал последним. А потом разборки, требования уволиться «по собственному» или заявление об уходе без даты. Дату потом поставят.
— И чё? — Муж в грязноватом спортивном костюме пьяно икнул. — Так и помрёт?
Остальные домочадцы тоже задались этим вопросом.
— Не знаю, — фельдшер устал слушать этот постоянно повторяющийся вопрос и пошёл ва-банк. — Скорее всего, да. Если только не случится чуда.
На ходу замер стоящий на тумбочке будильник. Из соседней комнаты перестал доноситься звук вхолостую орущего телевизора. Из перекошенной от безденежья фрамуги окна перестало дуть. И…
…время остановилось.
— Мир честной компании, — возникшую гробовую тишину нарушил редкого тембра баритон, и в проёме двери возник мужчина во всём чёрном, с пронзительным взглядом на бледном лице. — Извиняюсь за беспокойство. Я за ней — пришедший указал на задыхающуюся больную.
— Ты кто? — изумлённый муж обнаружил в своём словарном запасе другой вопрос, кроме надоевшего «Ну чё?».
— Здороваться надо, дядя, — мужчина в чёрном укоризненно посмотрел на говорившего. — И потом. Хоть я и не чудо, которого вы ждёте, а самая что ни на есть обыденность жизни, могли бы и на «вы» обратиться.
— Ты кто? — Вместо «Ну чё?» у мужа появился второй навязчивый вопрос.
— Ритуальный агент, — предположил фельдшер, за 20 лет уже привыкший к их внезапным появлениям.
Человек в чёрном внимательно посмотрел на фельдшера.
— Я не обижаюсь. Я понимаю. Вы взволнованы, на адреналине, сделали всё, что смогли, и теперь ждёте БИТов, чтоб сдать им больную живой и не заморачиваться после суток написанием тупых объяснительных для тупых начальников в случае её гибели. В данном случае — гибели неминуемой. Кстати, я тоже хорош, забыл представиться. Я смерть.
Муж в грязноватом спортивном костюме икнул в унисон со всеми своими домочадцами. Только фельдшер, видевший смерть в разных её формах, почему-то остался спокойным.
— За ней?
— Да, — смерть с профессионализмом реаниматолога быстро осмотрела больную. — Умрёт. Могла б выжить, если бы ты с напарником был. Не утверждаю, — смерть предупредительно подняла руку, — но шансов было бы больше. Теперь поздно гадать. Я подожду вот тут, на диване. Просто посижу. Не обращай на меня внимания.
— А она точно умрёт? — один из домочадцев, имеющий менее алкоголизированный вид, со смесью ужаса и любопытства рискнул начать диалог со смертью.
— А вам этого хочется? — смерть пристально и насмешливо посмотрела на вопрошающего, отчего тот покрылся испариной. — Думаю, что нет.
— Конечно, нет, — домочадец истово замотал головой. — Она ж мать всё-таки.
— Да знаю. Тебе мать, ему, — смерть указала на мужа в трениках, — жена, остальным тётка любимая. Ну, а как не любить, когда она вас всех всю жизнь поила, кормила, обстирывала. И деньги только у неё водились. Успела себе на пенсию стаж заработать. Точнее, не себе — вам. Теперь-то самим придётся пропитание добывать. Как же не жалеть?
Смерть хохотнула.
Последняя фраза обитателям квартиры не понравилась. Остаться без содержания явно не входило в их жизненные планы. Один из присутствующих повернулся к фельдшеру.
— Ты чё стоишь? Не видишь, тётка помирает! Давай спасай, пока я тебя самого в землю не зарыл.
— А он не сможет, — смерть опять коротко хохотнула. — Он уже всё сделал. Всё, что мог. Кстати, ты к нему на драку лучше не нарывайся, а то и тебя придётся с собой забирать, — смерть обернулась к фельдшеру. — Помню я тебя. Давно, правда, дело было. В Афгане ещё. Когда ты мне работёнку подкидывал. А теперь вот на скорой, смотрю. Грехи искупаешь? Ну, правильно. Так и должно быть.
— Тогда ты… — племянник испуганно поперхнулся и поправился, — вы… вы можете?
— Я?.. — смерть изобразила задумчивость, — отчего ж не помочь. Могу, конечно. В принципе, мне по барабану, к кому приходить. Поэтому если кто-нибудь из присутствующих пойдёт со мной вместо неё, то тётка ещё поживёт. Сколько — не знаю, я не Бог.
Семейка отшатнулась от предложенного варианта, сбившись кучкой у входной двери и намереваясь при случае дать дёру.
— Вот, он пусть идёт, — муж указал рукой на фельдшера. — Он клятву давал. Чтоб спасать. Он должен.
Смерть от души расхохоталась, весело глядя на растерявшегося фельдшера.
— Шуток не понимаете, — отдышавшись, смерть поднялась с дивана и подошла к лежащей на полу больной. — Ладно. Пора. Дождёмся БИТов, чтоб лишней писанины у тебя не было, — и в путь. Удачи! — Смерть не подала фельдшеру руки, но ободряюще помахала ею, как генеральный секретарь компартии на первомайской демонстрации. Обернувшись у двери, она помахала рукой остальным. — Увидимся как-нибудь.
И…
… как будто не было ничего.
Врач БИТов аккуратно заполнял бланк констатации смерти, а фельдшер, мешая процессу, шутливо жаловался своему коллеге на головную боль и какие-то провалы в памяти. Наверное, от работы.
Будильник на тумбочке мчался вперёд как паровоз, стуча шестерёнками, как колёсами по стыкам рельс. Надрывно орал про новости тщедушный телевизор в соседней комнате. И дуло холодом из перекошенной от безденежья оконной фрамуги.
