начало
Каганат русов
Норманны, орудовавшие на пути «из варяг в греки», в своем стремлении на юг неизбежно должны были столкнуться с хазарами, собиравшими дань с финских и славянских народов. В 833-834 годах присланный из Византии архитектор Петрона по просьбе хазарского кагана и шада (каган и шад представляли двоевластие в каганате) построил на Дону крепость Саркел (Сары-Кел — «Белая Вежа»), которая должна была защитить хазар от угрозы со стороны русов.
В «Повести временны’х лет» русь предстает разновидностью варягов. Летописец сообщает, что варяги, пришедшие в Приильменье, звались русью, «как другие зовутся свеями (шведами), другие урманами (норманнами), англянами, другие готами». Слово «русь» по происхождению, скорее всего, скандинавское, в наш язык попало через финнов, которые называли словом «ruotsi» воинов, перемещавшихся на гребных судах. Знаменитый лингвист А. А. Шахматов отмечал, что форма «русь» точно так же относится к «ruotsi», как «сумь» (древнерусское название одного из финских племен) к «suomi» — самоназванию финнов. Следовательно, на востоке Европы слово «русь» значило то же, что «викинг» на западе. Недаром арабский ученый аль-Йакуби, сообщая о викингах, разоривших в 844 году Лиссабон и Севилью, именует их народом «ар-рус». Византийцы также называли пришельцев с севера «народом Рос» или «Рус» (чередование гласных звуков о-у свойственно греческому языку того времени).
Другое дело, что русью могли зваться не только норманны, которые при всей их предприимчивости вряд ли были абсолютными монополистами на грабежи. Возможно, по образцу норманнских дружин создавались такие же дружины из славянских, балтских и финских викингов — ведь в норвежских сагах викинги нескандинавского происхождения упоминаются неоднократно.
Варягами (varringr — от древне-северогерманского var — клятва, присяга, договор) у скандинавов назывались воины, давшие клятву служить кому-то. Наши предки стали именовать скандинавов варягами не при первом знакомстве с ними, а много позже, когда слово «Русь» уже обозначало Киевское государство, а его славянские подданные звались русинами. К сожалению, об этом слишком часто забывают, с легкостью перенося понятия и терминологию XI-XII веков на века VIII-IX.
Между тем именно на рубеже VIII-IX веков, когда франкский король Карл Великий и болгарский хан Крум добивали аваров, а хазарский каган Обадия пытался насадить в своих владениях иудаизм, русы пробились к Черному морю. В летописи содержится рассказ об Аскольде (скандинавское — Хаскульд) и Дире, которые обнаружили в земле полян городок Киев и укрепились в нем. Отсюда русы начинают совершать нападения на византийские земли, а вскоре, оценив ситуацию в Причерноморье, кто-то из их вождей принимает титул кагана (хакана), претендуя на равенство с хазарским правителем. В арабских источниках Дир назван «меликом» — царем. Может быть, русы заимствова ли у хазар не только титул верховного владыки, но и систему двоевластия и Дир играл роль мелика (шада) при кагане Аскольде?
Так или иначе в 838-839 годы викинги, состоявшие на службе «хакана русов», побывали в Византии, а вернуться на родину попытались через Центральную Европу. В хрониках аббатства Святой Берты монах Пруденций отметил, что в мае 839 года в Ингельхейм, резиденцию императора Людовика Благочестивого (сына Карла Великого), явились подозрительные люди. Они предъявили письмо от византийского императора Феофила, утверждая, «что их, то есть их народ, зовут Рос (Rhos)» и что они направлены к Феофилу царем их, называемым хаканом, ради дружбы. «Тщательно расследовав причину их прибытия, император узнал, что они принадлежат к народности шведской», — сообщает далее Пруденций. По-видимому, пришельцев сочли норманнскими шпионами и отправили назад к Феофилу.
Спустя тридцать с лишним лет, в 871 году, сын Людовика Благочестивого Людвиг Немецкий в послании к византийскому императору Василию Македонянину, перечисляя народы, чьи правители носят титул «хакан», наряду с аварами, хазарами и болгарами называет норманнов.
В отличие от степных каганатов, складывавшихся в борьбе за власть между близкими по языку и образу жизни кланами и племенами, каганат русов возник, говоря современным языком, в качестве бандитской «крыши» на трансконтинентальной торговой трассе, заодно поставив под свою власть окрестное иноязычное население. Все вошедшие в него народы были весьма далеки от цивилизации — как по уровню культуры, так и географически.
О финноязычных племенах, занимавших наибольшую территорию, известно лишь то, что жили они преимущественно в лесах, занимались охотой и собирательством и пользовались у скандинавов славой искусных колдунов. О наиболее многочисленном народе — славянах — составитель «Повести временных лет», живший много позже, после официального принятия Русью христианства, отзывается крайне нелестно: жили они «звериньским образом», убивали друг друга, ели что попало, речь их была самая грубая («срамословье»), мужчины с женщинами общались на совместных купаниях, а браки заключались, когда жители разных сел сходились на игрища с плясками и песнями, и кто с какой женщиной сговаривался, тот ее и уводил — многие имели по две-три жены.
Впрочем, в представленной картине нет ничего необычного: подобные нравы пережили большинство народов на ранней стадии развития. Многие франкские короли-христиане были (если не формально, то фактически) многоженцами, а великий князь Киевский Владимир, правивший на рубеже X-XI веков, имел огромный гарем и даже после крещения не изменил образа жизни. Усомниться в словах летописца можно лишь там, где он изображает своих земляков-полян приятным исключением из правил.
Что же касается господствующей группировки викингов-русов, они если и отличались от финнов и славян по уровню культуры и поведению, то скорее в худшую сторону. Об их образе жизни и внешнем облике нам известно немного, но и это немногое заставляет думать, что за долгие десятилетия пребывания в лесах и степях они постепенно утрачивали германские корни, перенимая обычаи окружающих славян, финнов и тюрко-хазаров. Немудрено, что византийцы плохо отличали скандинавских русов от славян (спутать тех и других с тюрками не позволяли различия в чертах лица).
И тем не менее именно на этом отдаленном перепутье суждено было возникнуть новой цивилизации, которая пережила Византию и во многих отношениях явилась ее преемницей.
Год 860-й: меч и перо
Ясно, что русы собирали дань на огромных пространствах к востоку и юго-востоку от Балтийского моря. Но, принадлежали ли они к одной или нескольким группировкам, мы не знаем. Некоторые историки считают, что поскольку вся территория от Ладоги на севере до Киева на юге была уже тогда охвачена единой системой денежного обращения, то все эти земли входили во владения Аскольда и Дира. Преобладает, однако, мнение, что нижнее течение Днепра и Дона тогда контролировали кочевники-мадьяры — подданные хазарских, а не русских каганов.
В 860-х годах в южной части пути «из варяг в греки» происходят поистине судьбоносные события: русы вступают в контакт с византийской цивилизацией. Согласно первому четко датированному упоминанию о русах в византийских хрониках — 18 июня 860 года, — их боевые ладьи осадили Константинополь. Император Михаил III, воевавший во главе сорокатысячной армии с мусульманами в Малой Азии, срочно возвращается в столицу. Русы снимают осаду и отходят. 25 июня между Византией и нападавшими подписывается договор «о мире и любви». После этих событий константинопольский патриарх Фотий пишет о русах: «Народ неименитый .., но получивший имя со времен похода против нас, незначительный, униженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства».
В том же году Византию посещают посланцы из Хазарии. Они жалуются Михаилу III, что иудеи побуждают хазар принять свою религию и обычаи, а арабы тянут их в свою веру, обещая много добра. По просьбе послов в Хазарию направляется миссия во главе с Константином Философом, ранее проповедовавшим христианство в Моравии.
В Херсонесе Константин нашел список Евангелия и псалмов, «росьскы письмены писано». По этому списку и с помощью переводчика сам Константин научился говорить и писать на местном языке. О том, какие письмена и какой язык имеются в виду, спорят до сих пор. Высказывались предположения о скандинавских рунах, готских, славянских и даже сирийских буквах. Но согласно «Сказанию о начале славянской письменности» , до создания Константином Философом глаголического алфавита у славян не было письменности, за исключением знаков для гадания («чертами и резанами гадаху»). После же крещения они записывали свою речь «римсками и гречьскыми письмены без устроя», то есть без всяких правил.
Из Херсонеса Константин добрался до ставки хазарского кагана, находившейся в Семендере (возможно, в районе современного Кизляра). Автор Константинова «Жития» сообщает, что в полемике с мусульманскими и иудейскими вероучителями он уверенно вышел победителем. Однако крестились всего двести хазар, в основном «чадь», то есть люди подневольные. Каган же не только не принял крещения, но перешел в иудейскую веру.
Рюрик, Рюрик и… Рюрик?
В эти же годы меняется обстановка на северном отрезке пути «из варяг в греки». Исходную ситуацию летописец XII века описывает кратко, но вполне определенно. Под 6367 годом от сотворения мира (859 год от Р.Х.) в летописи сказано: «Брали дань варяги из Заморья с чуди и словен, с мери и со всех кривичей. А хозары брали с полян, северян и радимичей».
О каких варягах идет речь, летописец не сообщает, поэтому ничто не мешает видеть в них как каганов, сидевших в Киеве, так и отдельные скандинавские дружины. Известно, например, что Курляндию (часть современной Латвии) в 852 году попробовали ограбить даны, но курши, запершись в крепостях, выдержали осаду, перебив половину налетчиков. Более успешно действовали шведы конунга Олава, которые после ряда битв добились от куршей богатого выкупа и обещания платить дань.
Вероятно, так же обстояли дела и в районе озер Нево (Ладожское) и Ильмень. В «Повести временных лет» под 862 годом сказано: «Изгнали варягов за море, и не дали им дани. И начали сами собой править; и не было в них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и воевать начали друг с другом». По причине этой усобицы в том же году «русь, чудь, словене, кривичи и весь» (а может быть, «и все») пригласили на княжение варяжского князя Рюрика с братьями, заявив ему: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Да пойдете княжить и владеть нами».
Подобное действие в мировой истории отнюдь не уникально. В хронике «Деяния саксов» практически те же самые слова четырьмя столетиями раньше говорят бритты, приглашая к себе саксов.
Чтобы правильно понять события в Приильменье, следует вернуться на несколько десятилетий назад. Весной 845 года корабли норманнского конунга Регинхери проникли в Сену и в пасхальное воскресенье захватили и разрушили Париж. Парижане попрятались по лесам, король западных франков Карл Лысый (сын Людовика Благочестивого и брат Людвига Немецкого) укрылся в аббатстве Сен-Дени и был вынужден уплатить налетчикам 7000 ливров серебра. В том же 845 году Регинхери умер от чумы в числе множества прочих викингов, в связи с чем анонимный составитель Ксантенских анналов сообщает: «Тогда их король по имени Рерик вместе со всем народом язычников в течение 40 дней воздерживался от мяса и медового напитка, и смерть отступила, и они отпустили в родные края всех пленных, которых они имели».
Повышенный интерес к особе упомянутого Рерика (скандинавское — Хререк) вызван тем, что многие исследователи отождествляют его с князем Рюриком, стоявшим у истоков русской государственности.
Рерик, родившийся около 800 года в Ютландии, принадлежал к роду датских конунгов Скьольдунгов. Его отец, изгнанный из своих владений, прилагал немало усилий, чтобы закрепиться во Фрисландии, на севере современных Нидерландов. Старший брат Рерика Харальд принял покровительство Людовика Благочестивого, был окрещен и получил в ленное владение кусок Фрисландии, который по смерти Харальда унаследовал Рерик. Но когда в 840 году император Людовик скончался, его сын и преемник Лотарь, брат Карла Лысого и Людвига Немецкого, отнял у Рерика прежнее владение, и тот вновь превратился в безземельного вождя викингов, заслужив в хрониках прозвище jel Christianitatis — «язва христианства».
Ксантенские анналы отмечают, что норманн Рерик, «который бежал прежде, посрамленный королем Лотарем, вновь взял Дорестад и причинил христианам множество бедствий». Он то грабит прибрежные районы Англии, то опустошает земли западных франков — Верхнюю Бретань, Анжу, Мен, Пуату, Турень. Наконец в 854 году Лотарь смягчился и взамен Фрисландии пожаловал Рерику владение на реке Эйдер в южной Ютландии, позволявшее контролировать выход к Северному морю со стороны Хедебю — крупнейшего центра скандинаво-славянской торговли. Однако это не удовлетворило беспокойного конунга, и он продолжил набеги на Гамбург, Северную Францию, Данию, Англию и даже на свои прежние владения во Фрисландии.
Под 856 годом в Ксантенских анналах содержится запись, точный смысл которой постичь довольно затруднительно: «Норманны снова поставили себе короля, который был родственником прежнего и носил то же имя. И даны, переплыв море, со свежими силами напали на христиан». Поскольку до этого королем норманнов автор анналов неоднократно именует Рерика, похоже, что на исторической арене возникает еще один Рерик (назовем его Рерик II). Куда при этом девался прежний, умер? Какой именно конунг пришел в 862 году в Приильменье: Рерик — брат Харальда, Рерик II или кто-то третий? Неизвестно. Но наличие одновременно трех крупных вождей с довольно редким именем выглядит маловероятным.
Если общая картина появления Рюрика в Приильменье достаточно ясна, этого не скажешь о подробностях. Как ни странно, многие видят противоречие уже в том, что среди призвавших Рюрика летописец называет не только славянские и финские племена, но и местных варягов — русь. На мой взгляд, все обстоит предельно просто. Шведские русы, как и датско-норвежские викинги, представляли собой разрозненные дружины, действовавшие автономно. Нет ничего удивительного в том, что какие-то дружины русов вместе со славянами и финно-уграми участвовали в приглашении Рюрика.
Реакцию варягов на просьбу восточных соседей Новгородская четвертая летопись излагает так: «Избрались от немцев три брата с родами своими, и взяли с собой большую дружину». Похоже, пока Рюрик собирал эту самую дружину, пригласившие его племена и отряды успели вновь передраться, и ему пришлось утверждаться на новом месте с помощью силы.
Где именно поселился Рюрик? Об этом разные списки «Повести временных лет» говорят по-разному. По одной версии, он сел в Новгороде (Троицкая и Новгородская четвертая летописи), по другой — в Ладоге (Ипатьевская летопись), а в Лаврентьевской летописи после имени Рюрика вместо названия поселения следует пробел. Относительно братьев Рюрика разнобоя меньше: Синеуса он посадил в Белоозере, а Трувора в Изборске. Спустя два года оба брата умерли, и Рюрик забрал все земли под свою власть. Однако еще в XVIII веке немецкий профессор И. Г. Байер предположил, что Синеуса и Трувора вообще не существовало: просто летописец буквально передал слова «sune hus» и «thru varing», означавшие «с родом своим и верной дружиной».
Так или иначе, но уже без братьев Рюрик пришел к озеру Ильмерю (Ильмень) и срубил город над Волховом, который назвал Новгородом. Оценивая эти летописные сообщения, следует учитывать, что существование Новгорода во времена Рюрика, а тем более до него, археологи не подтверждают. На своем нынешнем месте город возник едва ли раньше середины X века, Белоозеро появилось также в X, Изборск, видимо, еще позже.
Раскопки говорят в пользу того, что Рюрик обосновался первоначально в Ладоге: около 860 года в Ладоге был большой пожар, правда, неизвестно, Рюрик ли сжег крепость во время штурма или он сам защищался в ней от врагов. С этого времени археологи отмечают в Ладоге значительные перемены, в ней отстраиваются сперва деревянные, а к концу IX века каменные укрепления, напротив крепости на другом берегу Волхова возникает норманнский могильник. Возможно, именно тогда Ладога получила имя, под которым она упоминается в сагах: Альдейгьюборг — «крепость на Ладоге».
Позже Рюрик срубил городок в истоке Волхова, у Ильменского озера, который и стал древнейшим ядром Новгорода (среди постоянных жителей города IX-X веков были скандинавы, причем как мужчины, так и женщины). Его принято называть Рюриковым городищем, а в древности он, возможно, звался Холм: скандинавы, которые все укрепленные городки именовали гардами, и столетия спустя называли Новгород Хольм-гардом, Киев — Кэнугардом, а Константинополь — Миклагардом. При этом слово «холм» могло быть как славянским, так и скандинавским (в их языке holmr обозначало остров среди болот).
Нынешний Новгород выстроен значительно позже и несколько севернее Рюрикова городища, да и предметов скандинавского происхождения обнаружено в нем куда меньше. Название «Новгород» дано явно с учетом существования какого-то старого города — то ли Рюрикова городища, то ли Ладоги.
В лаконичной «Повести временных лет», где едва ли не каждая строка служит предметом вековых дискуссий, наиболее важные места лучше цитировать как можно ближе к тексту, чтобы не дезориентировать читателя. Сразу после описания призвания варягов летописец отмечает: «И от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьци, ти суть люди новугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словене».
Эта короткая и многократно комментировавшаяся фраза позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, название «Руская земля» летописец XII века однозначно возводит к варягам-русам. Во-вторых, первоначально под «Руской землей» понималась территория словен (впоследствии Новгородская земля), на которой расселились варяги-русь, или русы. В-третьих, новгородцы — современники летописца считали своими предками и словен, и пришедших позже варягов.
Археология подтверждает: норманнов на русском Севере было много; скандинавских деталей мужской и женской одежды, ритуальных и магических предметов и других изделий здесь найдено куда больше, чем в Западной Европе. Видимо, значительные группы скандинавов, преимущественно шведов, переселялись с семьями на восточные земли, так что население Новгородской земли в самом деле представляло собой результат смешения пришлых славян и скандинавов (разумеется, с примесью местных финнов).
Возвращение к Византии
Появление в Приильменье еще одного варяжского конунга само по себе не изменило общую обстановку на пути «из варяг в греки». Аскольд и Дир, сидевшие в Киеве, продолжали самостоятельно заниматься торговлей и грабежом византийских и хазарских территорий, но, кажется, без особого успеха. В 864 году сын Аскольда погиб в сражении с волжскими булгарами. Ромеи (Византия) сумели нанести русам чувствительное поражение, и те выразили согласие принять крещение. В послании патриарха Фотия, датируемом 866 годом, говорится, что «так называемые русы… приняли епископа и пастыря и с великим усердием и ревностью приемлют христианские верования».
Слова насчет «великого усердия и ревности» разбойников в приобщении к вере Христовой следует оставить на совести благочестивого хрониста: норманны в затруднительных ситуациях без зазрения совести давали христианским государям подобные обещания, и некоторые из них крестились по многу раз. А положение киевских русов в самом деле было сложным. Никоновская летопись (под 867 годом) сообщает, что Аскольд и Дир вернулись из похода в Царьград с малой дружиной и был в Киеве плач великий. В том же году в Киеве случился большой голод, и город подвергся нападению печенегов. Поэтому, когда в 867 году Фотия сменил на патриаршем престоле Игнатий, переговоры с Византией продолжились. По сообщению византийского хрониста, Василий Македонянин, который был тогда соправителем Михаила III, «склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ русов, заключил с ними мирные договоры, убедил приобщиться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа».
О событиях, происходивших на севере, Никоновская летопись сообщает под 864 годом: «Оскорбились новгородцы, говоря: каково быть нам рабами, принимая столько зла от Рюрика и его родичей! В том же году убил Рюрик Вадима Храброго, и других многих перебил новгородцев его советников». А в 867 году, когда киевские варяги скрепя сердце собирались креститься, «убежали от Рюрика из Новгорода в Киев много новгородских мужей». Это, вероятно, укрепило позиции Аскольда и Дира в их противостоянии Византии.
В 873 году на западе вновь объявляется Рерик. По сообщению Ксантенских анналов, «Рерик — язва христианства» пришел к королю восточных франков Людвигу Немецкому и принес ему клятву в верности, получив назад Фрисландию. Если анналист ничего не путает, речь идет о Рерике Ютландском, брате Харальда, — ведь это он именовался «язвой христианства». Значит, он не умер в 856 году, а на длительное время куда-то пропал. Те историки, которые отождествляют Рерика Ютландского с летописным Рюриком, полагают, что составитель «Повести» ошибся в дате и что бунт Вадима Храброго произошел уже после того, как Рюрик урегулировал отношения с королем Людвигом.
Между тем попытки византийских властей принудить киевских каганов к крещению закончились ничем. В 876 году Аскольд и Дир в союзе с половцами вновь отправляются воевать в «стране римляньской», собираясь осадить Константинополь, но император Василий Македонянин, занятый войной с мусульманами и павликианами, сумел склонить русов к миру.
Рюрик, согласно Иоакимовой летописи, был женат на женщине по имени Ефанда (Сфанда, Алфинд). Когда в 879 году он умер, у него остался сын Игорь, в других написаниях Ингор, Ингварь. (Стоит отметить, что имя Ingvarr встречается в роду Скьолдунгов, к которому принадлежали Рерик Ютландский и Рерик II.) Но, согласно летописи, Игорь был совсем младенцем, а Рерику Ютландско му к этому времени должно быть около 80 лет. Поэтому выдвигается версия, что составитель «Повести временных лет» вновь ошибся и Игорь был не сыном, а внуком Рюрика. Но если в Приильменье сидел Рерик II, который должен быть значительно моложе первого, подобных противоречий не возникает.
Опекуном при Игоре Рюрик оставил своего родича Олега, названного в Иоакимовой летописи «урманином» — норвежцем. Филологи сходятся в том, что Олег — славянское произношение имени Хельги (helgi), означавшего «священный, волшебный», а позже, в христианские времена, — «святой» (сравните однокоренные heilig в немецком языке и holy в английском). В «Повести» Олег именуется «Вещим», что, по существу, является переводом имени.
Видимо, новый правитель был далеко не стар, потому что, в отличие от своего предшественника, не стал сидеть на месте, а сразу предпринял широкое наступление на юг. Собрав многочисленное и разноплеменное войско, включавшее норманнов, чудь, словен, мерю, весь и кривичей, Олег около 882 года подчинил Смоленск и Любеч, а затем по Днепру подобрался к киевским холмам, спрятав воинов в ладьях. Прикинувшись купцами, люди Олега выманили Аскольда и Дира из города и убили их точно так же, как сделали это норманны под Дорсетом столетием раньше.
После этого Олег совершает исторический шаг: он переносит в Киев свою резиденцию, превращая его в метрополию («мать городов»), но в то же время сохраняет власть над прежними подданными. Для словен, кривичей и мери Олег «уставил» (урегулировал) обложение данью, а варягов, сидевших в Ладоге и Рюриковом городище, обязал платить «мира деля» (то есть ради сохранения мирных отношений) ежегодно по 300 гривен — примерно 15 кг серебра. Этой суммы хватало в тогдашней Скандинавии для оплаты услуг небольшого военного отряда в два-три корабля. Новгородцы продолжали выплачивать ее до 1054 года.
Утвердившись в новой столице, Олег «нача города ставити» — строить укрепленные пункты, приводя под свою власть соседние народы. При этом древлян он «примучил», обложив их тяжелой данью. Отсюда берет начало постоянная враждебность древлян к киевским властям, продолжавшаяся и при взрослом Игоре, и при его вдове Ольге. Зато на северян возлагается «дань легкая»; в результате северские земли (будущие Черниговская и Переяславская волости) впоследствии займут в нарождающемся государстве почетные места непосредственно после Киевщины. И северянам, и радимичам Олег прямо запрещает платить дань хазарам: «Аз им противен (то есть «я им враг». — А. А.), а вам не к чему».
Итак, весь торговый путь, связавший скандинавскую периферию с черноморской, оказывается под единой властью. Северные и южные владения русов сливаются, термины «каганат русов» и «Руская земля» обретают один и тот же смысл. Новорожденное государство начинает расчищать себе место под солнцем, а его население — знакомиться с наследием «осевого времени».
У кого учиться — вопроса не возникает. Хазарский каганат все еще остается полукочевым «подвижным государством». Устранение Аскольда и Дира задержало намечавшуюся христианизацию русов и их славянских подданных. Но по соседству с Киевом есть только одна держава, поражающая великолепием дворцов и храмов, красотой церковного пения, богатством купцов и изобилием товаров, — византийская Романия. И киевские русы, как молодые волчата, набрасываются на эту старую волчицу, больно кусая ее и одновременно зорко следя за ней, перенимая — на свой лад — ее опыт и повадки.
А. АЛЕКСЕЕВ
