«Седая древность»… Сколько разных эпох мы невольно смешиваем под этой маской! Гомер, Эхнатон, Хаммурапи, Хеопс — все они там умещаются, хотя люди эти отделены друг от друга многовековыми пропастями и менее схожи между собой, чем Александр Невский и Петр Первый. Но все же Гомер ближе нам, чем все прочие: что-то в нем сродни людям нового и даже новейшего времени. Чувствуется, что поэт стоял на пороге нового мира — европейской античности. И пел он о гневе Ахилла и странствиях Одиссея, обращаясь к их потомкам, людям того же склада — отважным землепроходцам и мореплавателям, храбрым и гордым воинам, лукавым и честолюбивым хитрецам, в меру суеверным и самоуверенным, страстным и любознательным, диковатым и предприимчивым… Какой мир породил этих людей? Почему они сгрудились в маленькой Элладе? Или это только нам так кажется, в действительности же наступление античности было явлением мирового масштаба? А если так — какой вселенский взрыв был тому причиной, и какие следствия он вызвал в разных концах Земли?
Чтобы понять это, давайте перенесемся мыслью в гомеровскую эпоху, в середину VIII века до новой эры, когда уже были основаны Рим и Ереван, но еще не разрушены Вавилон и Ниневия. Отметим сразу главное: этот мир недавно пережил встряску «железной революции» и стимулированного ею великого переселения народов. Широкая распространенность железных руд, сравнительно с медными, открыла десяткам новых народов путь к освоению передовой технологии и культуры, прежде расцветавших в немногих изолированных районах Ближнего и Дальнего Востока. Новички вторглись в зоны древних цивилизаций, и на рубеже II—I тысячелетий произошли события, сходные с теми, что через тысячелетие с лишним оказались связаны с гибелью Римской империи. К сожалению, эпоха, о которой мы говорим сейчас, не знала еще историю как науку, осмыслить и описать происходящее было некому. Нам виден только актерский состав в начале драмы, во времена Рамзеса II, и в конце ее — в эпоху Гомера. Мы различаем тех, кто не смог уцелеть в горниле этнического хаоса, и тех, кто пережил его, в корне изменившись при этом; мы видим вчерашних «варваров», впервые создающих свои государства и творящих свой эпос, а рядом с ними продолжают действовать старые и даже древние этносы, обремененные многовековым грузом социальных традиций… Таков новый мир. Изучим его динамику подробнее и начнем с Ближнего Востока — прежде застрельщика технической и социальной эволюции, который в античную эпоху почему-то утрачивает свое лидерство.
Первую скрипку здесь играет Ассирия: только она сумела устоять в эпоху переселения народов, когда волна варварских набегов смела в Малой Азии великое царство хеттов и мощного восточного соседа этого царства — державу Митанни, когда Египет на века попал под власть ливийцев и нубийцев, а Вавилон переходил из рук в руки сменявших друг друга иноплеменных владык. Как же уцелела Ассирия?
Вспомним, что ассирийский этнос заявил о себе давно, в конце III тысячелетия, когда погибало последнее шумерское — царство. И уже тогда ассирийцы определенно не были «варварами», то есть государство у них уже было, хотя еще невысокого уровня организации. Эти семитоязычные горцы испокон веку населяли верховья Тигра и Евфрата — южную окраину великого закавказского узла горных хребтов, страну с очень сложным рельефом, богатую лесами и горными реками, строительным камнем и рудами металлов, но бедную пахотной землей. Здесь сложился народ охотников и скотоводов, упорных тружеников и храбрых воинов. Гораздо позже, чем в южной равнинной Месопотамии, оформились здесь институты царской власти и храмовой бюрократии, зато роль народного собрания была очень велика, и эта военная демократия традиционно пересиливала жреческую аристократию здешних городов. Ассирийцы рано переняли у своих южных соседей клинопись, многочисленные ремесла и культуру торговли. И когда Месопотамия погрязала в усобицах или подвергалась набегам варваров, Ассирия выходила из своей обычной роли младшего партнера, стремясь установить контроль над древней землей Шумера и Аккада. Но каждый раз кто-то опережал ассирийцев… Только в IX веке Ассирийская держава вышла на мировую арену — навстречу своему торжеству, истощению и гибели.
В нескончаемых войнах боевое мастерство ассирийцев достигло небывалых высот. Меч из закаленной стали вытеснил старый бронзовый топор, налажено массовое производство металлических лат; наконец, ассирийцы первыми создали конницу как особый род войска. Возникли особые саперные части — строители мостов и дорог, создатели таранов, катапульт и иной военной техники. Все это множится на традиционную дисциплину ассирийцев, их неукротимый боевой дух, закаленный в беспощадных войнах. Но в середине VIII века Ассирия оказалась на распутье.
Даже победоносные войны стоят немалых человеческих жертв, а захваченные рабы не могут заменить погибших бойцов и граждан; значит, продолжать завоевания в прежних формах невозможно. Но нельзя и оборвать их — оставшиеся без работы профессиональные воины свергнут правительство. Дилемму решила гражданская война между консервативной жреческой партией и военным сословием. Воины победили, и в 745 году на престол Ассирии взошел самозванец Тиглатпаласар III — выдающийся полководец и государственный реформатор. Он не только завершит построение непобедимой ассирийской военной машины, но и откроет путь в армию малоимущим гражданам, вооружая и снабжая их за счет государства. Нехватка же рабочих рук в ассирийской экономике будет восполнена политикой «насаху» — массовых насильственных переселений покоренных племен на пустеющие земли Ассирии. С таким тылом ассирийская армия подчинит себе весь Ближний Восток, включая Вавилон и Сирию, Финикию, Элам и Египет. Но великая империя окажется колоссом на глиняных ногах, ибо ее основа — ассирийский этнос — вскоре растворится в море «перемещенных лиц», которые с отвращением подчиняются военно-бюрократической деспотии, искалечившей их судьбы. В итоге переход к политике «насаху» лишь отсрочит неизбежный конец Ассирии: в конце VII века ее армия потерпит ряд поражений от халдеев Вавилона и мидян Ирана, а имперские подданные, сменившие прежних граждан-патриотов, не станут защищать державу-мачеху до последней капли крови. Ассирия погибнет, почти все ее города будут разрушены, а малый остаток ассирийского этноса, сохранившийся в родных горах, войдет в состав новых держав, сменив даже язык. Такова трагедия народа, обреченного инерцией своего социального развития и внешнеполитической обстановкой на самоубийственную борьбу за лидерство в уходящем мире.
Сходная участь ожидает урартов и эламитов, населяющих, соответственно, крайний север и крайний юг ближневосточной ойкумены. Если условно сгруппировать здешние этносы по возрасту их государственности, то ассирийцы выглядят зрелыми, пожилыми мужами, урарты же — рано повзроcлевшие юноши, а эламиты — неуемные старцы.
Родина урартов — страна Биайнили — лежит в горной глубинке вокруг соленых озер Ван и Урмия, к северу от Ассирии и к востоку от страны Митанни, от которой урарты унаследовали свой особый язык вместе с давней культурой коневодства и искусством воинов-колесничих. Историческая судьба урартов могла бы повторить судьбу ранних ассирийцев (со сдвигом на тысячу лет), не окажись они ближайшими соседями Ассирии в позднюю эпоху ее безудержной экспансии. Постоянные набеги ассирийцев вынудили урартов создать военно-государственную машину по ассирийскому образцу. К середине VIII века соперничество между Урарту и Ассирией достигло кульминации. Юное царство Урарту остро нуждается во внешних рынках, а путь на юг, на «мировой рынок» славного Вавилона закрыт ассирийцами. Поэтому цари Урарту стремятся прорубить окно на запад, в Малую Азию и к Средиземному морю. Царь Сардури II почти преуспел в этом: он достиг Сирии и заключил союз с Дамасским царством арамеев — давних недругов Ассирии. Такой успех сделал Урарту самым опасным врагом ассирийских владык, и первый же поход новой армии Тиглатпаласара 111 в 743 году направляется против страны Биайнили. Ассирийцы пройдут ее из конца в конец с огнем и мечом, и краткая эпоха урартского величия оборвется, ибо ослабевшим урартам станет не под силу сдерживать натиск новых северных «варваров» — киммерийцев, которые из кубанских степей все активнее проникают в глубь Закавказья. Под их ударами правители урартов признают себя вассалами Ассирии, а затем окончательно утратят свою независимость, подчинившись мидянам, победителям страшной Ассирии и грозных скифов. Но это случится еще не скоро…
А теперь у нас на очереди Элам — единственное (кроме Египта) государство «первого поколения», сохранившееся еще на Ближнем Востоке. Эламиты — ровесники древних шумеров, создавшие свою письменность и государственность более чем за двадцать веков до гомеровской эпохи на восточном берегу Персидского залива, в горной твердыне Аншан и на прилегающей плодородной равнине. Здешние жители всегда с гордостью сознавали свою культурную обособленность от Двуречья, а сами имели там репутацию злых волшебников. Но политические узы давно уже связали Элам с Месопотамией в одну систему. То царь Аккада вступает как победитель в столицу Элама, то последний шумерский царь кончает свои дни в эламском плену, то правящий в Вавилоне «варвар» присоединяет Элам к своим владениям, то ассирийский и эламский цари сражаются между собой за власть над обессилевшим Вавилоном…
Несомненно, взаимные набеги правителей Элама и Двуречья нанесли этим странам гораздо больший ущерб, чем тот, который они понесли от всех нападавших на них «варваров». И увы! — урок не пошел впрок: как только в середине VIII века Эламское царство возрождается после очередной эпохи распада и усобиц, его правители опять вступают в борьбу за передел Месопотамии. Эта борьба затянется на целый век и кончится полным разгромом Элама войсками знаменитого ассирийского царя-грамотея (археологи нашли его библиотеку) Ашшурбанапала; и хотя Ассирия лишь на тридцать лет переживет эту свою последнюю победу, но среди ее победителей не будет уже эламитов. Территория Элама войдет в состав Мидийского царства, а чуть позже станет владением и оплотом нового «варварского» народа — персов. Итак, Ассирия, Элам и Урарту — самые заметные державы Передней Азии — оказались в политическом тупике: агрессивные цари и жрецы-консерваторы способны претворять в жизнь лишь политические доктрины, изобретенные полтора тысячелетия назад, в эпоху становления царской власти, жреческой иерархии и рабовладельческого хозяйства. Одеяния той поры были сшиты «на вырост», их хватило надолго, но теперь они стали смирительной рубашкой для развившегося социума. Это очень заметно по содержанию литературы: царские анналы наполнены бахвальством удачливого вояки-грабителя, а гражданские тексты пропитаны глубоким пессимизмом. Мир полон зла, люди перестали быть братьями, правители жестоки и несправедливы, и ничего тут не поделаешь, ибо даже боги безразличны к людским страданиям… Эти тезисы давно стали расхожей истиной на берегах Евфрата, Тигра, Нила… Воцарилась общая апатия, и только редкие пророки вопиют в пустыне. Кто они, чему учат? Вот самый известный из них — Исайя. Современник Гомера, небогатый столичный житель мелкого Иудейского царства, он не был гением, но обладал здравым смыслом и политическим чутьем просвещенного горожанина, а сверх того был, говоря современным языком, интеллигентом в полном смысле этого слова, то есть не мог жить растительной жизнью заурядного обывателя и не хотел стать хищником-царедворцем: ему «больна была чужая боль», это сделало его оратором и писателем. В иной обстановке Исайя мог бы стать вождем народного восстания или влиятельным реформатором, но в условиях социального застоя ему выпала участь Кассандры и доля юродивого, ибо его сограждане еще не так бедствуют, чтобы слушать пророка с надеждой, и уже не так процветают, чтобы слушать его с любопытством. Призывы любить ближнего, смирять притеснителей, защищать вдов и сирот выслушивают со скептической усмешкой, советы не дразнить грозную Ассирию повисают в воздухе, а предсказания грядущих времен, когда народы перестанут воевать и перекуют мечи на орала, звучат как бредовая выдумка. Социальная ситуация безвыходна, то есть естественный выход из нее никого не устраивает, а найти иной реальный путь никто не умеет. «Царство, разделившееся внутри себя, скоро погибнет…», «Горе городу крови, что весь полон обмана и грабежа!» — таков прогноз пророков, и он сбудется в сердце ближневосточного узла древнейших цивилизаций Земли.
А вот на периферии этого узла ситуация иная, и лучший пример тому — восточный берег Средиземного моря. Здесь передвижение варварских народов на рубеже II—I тысячелетий пронеслось как ураган, население почти полностью сменилось, но вскоре древняя цивилизация расцвела в новых руках, изрядно обогатившись при этом. Семитоязычные кочевники арамеи привели сюда впервые прирученного ими одногорбого верблюда, а сами быстро освоили земледелие, мореплавание и кораблестроение, переняли в приморских городах изобретенную там великую новинку — алфавит.
продолжение
via
