Девять веков насчитывает история этого памятника, неповторимого и по своей красоте, и по значению своему в судьбе России. Стены лавры успели повидать немало великих, таинственных, а порой и скандальных событий. Как раз к последним можно отнести историю клада из лавры.
«Тут какая-то плита!»
26 ноября 1898 года в Успенском соборе, именуемом «Великой церковью», закончились богослужения. На второй этаж, на хоры, поднялись несколько строительных рабочих, нанятых для ремонта этого древнего храма. За рабочими присматривал инок Илья. Духовный собор лавры решил заменить каменными плитами обветшалые деревянные полы. Сегодня эти работы должны были проводиться в «приделе преподобного Антония». Когда рабочие взломали настил и подняли старинные доски, они увидели, что между полом и каменным сводом есть немалое пространство, заполненное слежавшимся щебнем и мусором. Чтобы отгрести эту затвердевшую смесь от стены, пришлось пустить в ход лом. Вдруг лом ударил во что-то металлическое и провалился в пустоту. «Тут какая-то плита!» Рабочие и церковные служащие сгрудились в углу придела. Стена была быстро расчищена, и их глазам открылась тонкая чугунная плита, пробитая ломом. Она прикрывала нишу, в которой стояли деревянная кадушка и четыре оловянных бидона с плотно завинченными крышками. Рабочие с трудом извлекли из ниши тяжеленные сосуды: сразу было ясно, чем они наполнены. Так был найден богатейший клад. Монахи скоренько перенесли сосуды в ризницу — хранилище монастырских сокровищ — и высыпали внушительную груду старинных золотых и серебряных монет и медалей — 1 пуд 26 фунтов чистого золота, 18 пудов 23 и 3/4 фунта чистого серебра.
Пожар в лавре
Ликование иноков не знало границ. По случаю находки отслужили пышный благодарственный молебен. Газеты разнесли весть о находке по всему свету. Не ограничиваясь газетной рекламой, духовный собор быстро составил опись монет и медалей — на русском и на нескольких иностранных языках — и стал охотно высылать ее каждому, кто об этом попросил и кто казался монахам потенциальным покупателем. Как говорится, у всех на устах был один и тот же вопрос: какова история этого клада, когда и по каким причинам был замурован он в соборные стены? Но монахи предпочитали отмалчиваться.
Неожиданная находка в Успенском соборе проливала свет на события почти двухвековой давности, в том числе и на происшествие, которое случилось в ночь с 21 на 22 апреля 1718 года. В эту ночь киевляне были разбужены звуками набата. Он разносился во все стороны с вершины холма, от лавры. Над монастырем взметнулось зловещее зарево — пожар! К рассвету, когда огонь затих, можно было подсчитать урон. Сгорели все деревянные строения лавры, пострадал верх Успенского собора. По официальной версии, пожар начался в доме наместника лавры, который по рассеянности, наверное, забыл в своей келье горящую свечу… Как случилось, что пламя забытой свечки смогло столь беспрепятственно перерасти в такой опустошительный пожар, никто из монахов не мог вразумительно объяснить. Но как бы там ни было, лавра погорела, и духовное начальство ее стало сочинять слезные прошения о помощи, обращенные к Петру I…
В письме, которое Петр получил из лавры в апреле следующего, 1719 года, архимандрит Иоанникий Сенюгович умолял российского царя отпустить денег киевскому монастырю на восстановление его строений. С деньгами было туго: уже не первый год государственную казну опустошали нужды Северной войны. Ради победы Петр забирал ценности, без всякой пользы лежавшие в православных церквях и монастырях; даже колокола по его приказу переливали на пушки. Он мог воспользоваться и богатствами киево-печерской казны, чего тамошние иноки сильно боялись. Но случился великий пожар, и вот теперь киево-печерский архимандрит клятвенно уверял царя, что все монастырское достояние погибло, что лавра обнищала и сама просит денег. 16 октября 1720 года Петр приказал отослать из государственных средств в Киево-Печерскую лавру 5 тысяч рублей.
Откуда взялся клад?
Находка 26 ноября 1898 года позволила несколько по-иному взглянуть на трагедию года 1718-го. Дело в том, что вместе с монетами и медалями в потаенной нише Успенского собора были найдены и бумаги — акты проверки и пересчета секретной монастырской казны. Монахи, которые в ноябре 1898 года составляли протокол — опись найденного клада, не могли не упомянуть о них: «При высыпке монет из сосудов в некоторых из них оказались краткие заметки бывших архимандритов, а именно Иоасафа Кроковского, Иоанникия, и более подробные — архимандрита Луки». Иоанникий — это тот самый, который клятвенно уверял Петра I о разорении лавры пожаром и выпрашивал у него деньги на восстановление и обновление обители!
Печерским монахам нечего было сетовать на злую судьбину, пославшую разорительный пожар на их обитель. Они избавились от старых, пришедших в негодность деревянных строений, за счет царской казны обновили монастырь зданиями каменными, куда более удобными и надежными, а свои заветные сокровища, оказывается, припрятали и сберегли… Невольно приходит мысль: не был ли в ту апрельскую ночь 1718 года «красный петух» выпущен на лавру прямо из монашеских рук? Остается последний вопрос: почему эти сокровища оказались забытыми? По всей вероятности, во время эпидемии чумы, в конце 60-х — начале 70-х годов того же XVIII столетия, монахи, знавшие о тайнике в Успенском соборе, умерли или бежали, не успев поведать тайну кому-либо другому.
Монастырские аукционеры
Вернемся снова к событиям 1898 года. Никогда раньше Киево-Печерская лавра не получала столько телеграмм из-за границы. И везде — предложения о продаже найденного. Но монахи не торопились с продажей монет и медалей: получив такое множество предложений, одно выгоднее и соблазнительнее другого, они боялись продешевить. Киевской находкой заинтересовались, естественно, и русские археологи, которые вполне резонно полагали, что эта коллекция должна стать украшением петербургского Эрмитажа. Причем не надо думать, что петербургский Эрмитаж рассчитывал получить эту коллекцию даром. Нет, через своего хранителя А. К. Маркова он предложил за нее весьма крупную сумму — 65 тысяч рублей. Да и лавра в эго время была не бедна: в банках Российской империи она хранила около 2 миллионов рублей собственного капитала, который приносил ей — в виде банковского процента — около 90 тысяч рублей ежегодно. Но смиренным инокам Печерской лавры эти 65 тысяч показались уже явно недостаточной суммой, о чем они прямо и недвусмысленно и заявили устами своего духовного собора: «По имеющимся сведениям, можно с достоверностью предположить, что от продажи с аукциона, на участие в котором заявили желание и иностранные покупатели из Лондона, Берлина, Вены, могла бы получиться сумма, по крайней мере, свыше 20 тысяч против предложенной г. Марковым». Коммерческий азарт киево-печерских монахов грозил привести к шумному скандалу. И Святейший синод, обеспокоенный тем, что вся эта затея с «международным аукционом» по продаже уникальных исторических ценностей может серьезно повредить престижу православной церкви, вынужден был вмешаться и своей властью заставить Киево-Печерскую лавру «вышеупомянутую коллекцию продать Императорскому Эрмитажу за предложенную цену 65 000 рублей». Такова судьба в свое время спрятанных и затем вновь найденных сокровищ Киево-Печерской лавры.
Источник: «Тайны ХХ века. Золотая серия» №6-с 2012 г.
