Реальное завоевание Урала и Сибири.
До разгрома Европейской части Орды, т.е. ханств и казачьих республик Центральной России, Причерноморья, Прикаспия и Северного Кавказа, никакой открытой военной экспансии Российской империи – бывшей Московии — на восток, в Заволжье и быть не могло. По военной реформе Алексея Михайловича среди 9 разрядов (т.е. нынешних военных округов) за Волгой не было ни одного. Сибирский Приказ Московии имел функции департамента современного МИДа, т.е. за Волгой располагалось иностранное государство – Сибирское “Царство” — по сути, конфедерация отдельных “вольных казачьих” и “татарских” Орд, так и обозначенных на зарубежных картах до середины XVIII в. С 1644 по 1775 г. эти Орды частично находились в вассальной зависимости от Московии или от другой части бывшей Великой Орды — Манчжурии и обозначались на всех зарубежных картах того времени под общим названием Великая Тартария.
Сибирская губерния Петра I с центром в г. Си(н)бирске, основанном в 1648 г. как пограничная крепость, не имела подразделений, а ее восточными границами романовская история называет Синбирскую и Закамскую черты (т.е. границы “Казанского ханства”), причем пограничным городом была казацкая Белатырь на слиянии рек Уфы и Белой — именно так назывался казаками этот город, основанный в 1587 г., и именно так он обозначен на французской карте 1692 г. Ныне это – Уфа, официальное название которой появилось после разгрома войск Сибирского Царства Суворовым в 1775 – 1777 г. вместе с массовым переименованием других городов, которое было необходимо Екатерине II для написания “нужной” истории. Саратов (1590 г.) и Пенза (1663 г.), Оренбург и Орск (с 1742 г.), Павлодар (1752 г.) и т. п. до 1777 г. были фактически не городами, а крепостями-форпостами будущих завоеваний (вспомните грибоедовское: “К тетке! В глушь, в Саратов!”).
Примечательно, что в 1780 г. Синбирск был переименован в Симбирск. Почему же такое переименование было необходимо? Разница вроде бы небольшая, однако следует учесть, что в XVIII в. перед интервокальным “б” был носовой гласный. Сибирск, например, по-немецки произносился “Зинбирск”, поэтому он и обозначался на немецких картах как Sinbirsk, аналогично, например, английскому Mensen, обозначавшему г. Мезень. Так что и Синбирск, и Симбирск – это носовое произношение слова Сибирск, как и просторечные э(н)тот, инци(н)дент, компе(н)тентный и пр.
Здесь стоит подробнее остановиться на древнейшей этимологии самого слова Сибирь, которую можно проследить, следуя методу Э. Бенвениста (см. статью “Древнее” и средневековое население Европы и его правители”.) Это слово, вероятнее всего, произошло от общего индоевропейского (и праславянского) корня ххръ (с носовым гласным), который присутствует, в частности, в словах хер, курень и царь. Этот корень является расширением корня хх со значениями “свой”, “род”, откуда, после диссимиляции начального палатального х и нынешние русские кон, начать, чадо, свой, сам и т. д., а также угро-финские коми, саамы и суоми. При параллельной диссимиляции не только начального х, но и носового гласного, образовались фонетические варианты къмъръ и съмъръ, а при дальнейшем придании взрывного характера сонорному “м” развились варианты интервокального м – мв — мб – б: 1) с начальным к: самоназвание кельтов кимры (кельт. cymry “товарищи”, кстати, в Удмуртии есть местечко Селты, обозначающее родину кельтов, а в Западной Сибири – г. Тара, историческая прародина шотландцев), кимвры (“германское племя”), киммерийцы (“фракийское племя”), кхмеры (в Юго- Восточной Азии), “древние” шумеры, греческие химеры, названия городов Кимры (Тверская обл.), Киммерик (якобы расположенный в древности на Керченском проливе, а, скорее всего, нынешний Темрюк на п-ове Тамань), Кембридж и т. д.; 2) с начальным с: город Самара и прежнее название Ханты-Мансийска – Самаро, р. Самара приток Волги и р. Самара приток Днепра, г. Самарканд, ассирийская царица Семирамида (Шаммур-амат, она же, возможно, и легендарная обская Золотая Баба), г. Самбор Львовской, и Чемеровцы Хмельницкой областей Украины и т.д. Поэтому и Сибирь, и Самара означало одно и то же, а именно: “Царство”, т.е. Великая Орда от Дальнего Востока до Исландии. И японские самураи – это военная знать Самары, т.е. Сибири, т.е. Царства-Орды, равно как и их главнокомандующий – сёгун – это тот же каган, хан и т. п. Белорусское сябры, южнорусское шабры – это первоначально название соседей-сибиряков. (Тот же смысл имеет и самоназвание коренного населения нынешней Самарии в Израиле – сабры. Иудеоправославная земля “Галич” и иудеомусульманская земля “Самара” – это прототипы библейских Галилеи и Самарии, составляющих Израиль, т.е. весь некатолический мир, в отличие от иудеокатолической Западной Европы, прототипа библейской Иудеи. Этим они отличаются от более ранних, языческих названий городов Евразии: угро-финского легендарного Туле и реальных гг. Тула, Талдом, Талды-курган, французских Туля, Тулузы и Тулона, испанского Толедо и пр., название которых происходят от корня тъл “вместилище”, ср. тело, притулиться, толпа, тыл, втулка, толстый и пр.)
Другое название столицы Сибири – Искер восходит к тому же корню ххр , что и слово Сибирь, и означает “старый, заслуженный”, как и аскер, аскар, оскар, и название поселка Эсхар около Харькова (бывшей Шарухани, т.е. Царь-Хани). И японская сакура означает “царская”, и чеченская Ичкерия. Да и английский эсквайр (англ. esquire, т.е. “царский слуга”) от того же корня, а не якобы от позднелатинского scutarius “щитоносец”. Это обозначение принадлежности к старой Ордынской гвардии, в отличие от янычар-юнкеров, т. е. “молодого войска” (ср. по-русски юная кара). Заслуженные полководцы и раньше селились возле столиц, и сейчас этот обычай сохранился в наших генеральских поселках.
Все это — наследие Великой Орды, как, по большому счету, и бывший СССР, и нынешние Россия, Китай, Индия, США, Бразилия, да и все прочие государства Евразии, Африки и Америки, исключая, разве что, Австралию. Сибирь же как мать цивилизации останется навечно, т.е. по-итальянски, по-испански и по-португальски sempre.
Почему же все-таки Ордынской “Организации Объединенных Наций” пришел конец? Глобальной причиной политических изменений, как и всегда, является экономика, а именно: появление в середине XV в. капитала и бурное развитие в XVI в. капиталистических отношений, которых не было в Орде, и которые послужили движущей силой ее распада. Традиционная концепция развития цивилизации – от первобытно-общинного строя через рабовладельчество и феодализм к капитализму принципиально неверна: и первобытно-общинные, и рабовладельческие, и феодальные отношения существовали с самого начала эпохи неолита — производительной деятельности человека разумного и существуют до сих пор. Их объединяет одно общее основное экономическое понятие – труд. И только с достижением такого уровня производительных сил, когда появился прибавочный продукт, возникло понятие капитал.
Допетровские романовы сначала занялись не развитием капиталистических отношений по английскому образцу, а укреплением своей династии путем насаждения бурбоновского абсолютизма, уничтожением свободного (“черносошного”) крестьянства путем раздачи земель своим дворянам-приспешникам и закрепощением крестьян. В 1649 г. Алексей Михайлович с уже послушным ему Собором приняли “Соборное Уложение”, в котором как раз окончательно и отменялись старые ордынские принципы “соборности” (казачий круг = курултай = дума), “веротерпимости” и какая-либо свобода крестьянина-производителя.
Для укрепления своей власти романовы остро нуждались в деньгах на содержание наемного войска. Но когда, пользуясь своим монопольным правом назначать цены, они в 4 раза повысили цену на важнейший стратегический продукт — соль, то тут же последовала резкая антимонопольная реакция, которая вошла в историю под названием “соляной бунт”. Бунт подавили, цены не снизили, но экономика неумолима: объем контрабанды соли с юга по Муравскому шляху немедленно возрос.
Сибирское же “Царство” в 1631 г. основывает крупнейшую в то время в мире Ирбитскую ежегодную ярмарку (г. Ирбит Свердловской обл. при впадении р. Ирбит в Туру), действовавшую до 1930 г., а по товарообороту занимавшую первое место в России вплоть до 1817 г., когда только открылась Нижегородская ярмарка. Через Ирбитскую ярмарку, в частности, поступал не только в Московию, но и во всю Европу весь китайский и индийский чай до начала XVIII в. Это в художественных фильмах внедрение нового напитка – кофе — объясняется прихотью Петра I следовать европейской моде. А дело-то в том, что в это время китайский чай в России оказался дороже бразильского кофе именно из-за монопольных цен Ирбитской ярмарки. И Петр I ничего не мог поделать с “непокорной” Сибирью военным путем.
И в смысле развития культуры Сибирь XVIII в. отнюдь не уступала Московии, а кое в чем и опережала ее. Например, история русского театра начинается не с любительской труппы Ф. Волкова в Ярославле в 1750 г., и не с открытия Императорского театра в Петербурге в 1756 г., а с постройки постоянно действующего театра в г. Тобольске, столице Сибири в 1705 г., т.е. на полвека раньше, чем в Европейской части России! Этот трехъярусный (!) деревянный театр, построенный старыми сибиряками, и о котором не знали в Петербурге при Петре I, прослужил без перерыва 290 лет почти до конца XX в., когда он был сожжен “новыми русскими”. Когда же при Анне Иоанновне в 1732 г. была установлена “правильная почта” между Петербургом и Тобольском, то выяснилось, что в Тобольске театр (и по репертуару, и по архитектуре зала) не уступает Венскому, а в Петербурге и близко ничего подобного нет. Потому стали искать самородков в Москве, а нашли, в конце концов – в Ярославле, поскольку там знали о Тобольском театре от очевидцев из-за Волги. А Петр I, так приветствовавший европейские новшества, о Тобольском театре почему-то не знал… Примечательно, что даже в конце XVIII в. будущий Российский император Павел I на императорском балу в Вене лихо отплясывал самый модный в то время европейский танец – татарскую (!) кадриль …
Зато экономическая экспансия Московии на Восток в XVII – XVIII вв. проводилась медленно, но верно – путем скупки и занятия явочным путем земель под заводы и горные разработки. Крупным экономическим изъяном России Петра I было отсутствие собственного золота и серебра. Горное узаконение Петра I от 2 ноября 1700 г. предписывало “на Москве и в других городах сыскивать золотых и серебряных и медных руд”. 10 декабря 1719 г. была опубликована “Горная привилегия” Берг-Коллегии: “соизволяется всем и каждому дается воля, какого б чина и достоинства он не был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях – искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь – злато, серебро, медь…” (курсив мой. Прим. Авт.)
Петр I был человеком ума практического – и “золотая лихорадка” началась, да так, что уже в 1721 г. одна из больших золотых медалей в честь Ништадского мира была отчеканена “из злата домашнего” — это было первое старательское золото Нерчинского рудника. При общем закабалении народа, “золотая лихорадка” давала надежду не только на свободу, но и на зажиточность. Люди из крепостной Московии бросились в Сибирское Царство – за 50 лет до начала освоения “Дикого Запада” в Америке. В Сибирь в то время не ссылали, а засылали. А вот когда рудные места были захвачены, заводчикам было дано разрешение закрепощать любого “вольного старателя”, т.е. не имеющего “московской прописки”.
Таким явочным порядком строились заводы и рудники, охраняемые частной стражей строгановых, демидовых, ремезовых и пр. Так постепенно Сибирское “Царство” попадало в полную экономическую зависимость от европейской России. При этом иногда подкупом, а иногда и прямой ликвидацией местной знати (югорских и тюркских князей и казацких атаманов) или заменой их на пророссийских “воевод” теперь уже не Москва, а Петербург ставили под свой контроль земли на Восток от Волги, и, прежде всего, земли до Каменного (иначе Земного) Пояса, т.е. Урала.
Перенеся столицу из Москвы на Запад Петр прорубил не абсолютно географически ненужное “окно в Европу”, а окно из Западной Европы на Восток – и не в Москву, а в богатейшую Сибирь, тем самым и экономически, и политически привлекая сибирскую знать, традиционно враждебно настроенную к московским боярам. Его политика “кнута и пряника” в сочетании с привлечением воинствующей церкви для насильственного крещения “инородцев” понемногу продвигала его форпосты в Башкирию и на территорию Казахского ханства (оно же “древний” Тюркский каганат.)
Официальная история “добровольного” присоединения к Российской империи Младшего и Среднего жузов (родовых территорий) Казахстана весьма темна и сомнительна. По одним данным Младший жуз присоединился к Российской империи в 1731 г., а Средний “присоединялся” целых три года в 1740-1743 гг., по другим данным оба жуза присоединились в 1732 г. О “добровольно-принудительном” характере присоединении свидетельствует дотла разрушенная столица ханства г. Манас у озера Зайсан, еще существовавшая на карте Британской Энциклопедии, изданной в 1771 г. (на этом месте теперь г. Зайсан). Да и Старший (главный) жуз Казахстана не случайно сопротивлялся романовым до 1869 г., объединившись с ханами Хивы, а потом Коканда для защиты от агрессии. В частности, в 1716-1717 г. войсками хивинского хана был полностью уничтожен направленный Петром I в Среднюю Азию 6000-ный экспедиционный корпус князя А. Бековича-Черкасского.
Реальная история этого “добровольного присоединения” связана с деятельностью известного дипломата И. И. Неплюева, бывшего Российским резидентом в Стамбуле в 1721-1734 гг. Усилиями Неплюева, в частности, был подготовлен уже упомянутый раздел Персии между Петром I и султаном Ахматом III. В 1730 г. он был непосредственным участником янычарского переворота, приведшего к власти Махмуда I. Однако Махмуд I, как известно, отказался признать Анну Иоанновну императрицей. Неплюев, чувствуя, что его карьера висит на волоске, стал убеждать Анну Иоанновну, что султан упрямится из-за персидских приобретений Петра. Он писал Анне Иоанновне, что “тамошний климат вреден для российских солдат”, поэтому предлагал вернуть Персии все захваченное ранее побережье Каспийского моря в обмен на невмешательство Персии в среднеазиатскую экспансию России, что и было сделано по Рештскому миру 1732 г.
Одновременно Неплюев договорился о совместных действиях с дружественным Ойратским ханом, который был вассалом Срединной (Китайской) Империи династии Цин, пришедшей к власти в Китае еще в 1644 г. вместо старой Ордынской династии при поддержке романовской Московии. После этой договоренности русские войска в 1731 г. двинулись на юго-восток и фактически оккупировали часть Казахстана, а ойратские войска стали терзать Казахское ханство с тыла. В этих условиях султан Младшего жуза (Западного Казахстана) Абулхайр был вынужден признать себя вассалом Российской империи. К 1740 г. под угрозой уничтожения уже оказались Средний и Старший жузы. В 1735 г. была основана крепость Оренбург, и тот же Неплюев стал наместником вновь образованной Оренбургской губернии с полномочиями карт-бланш. В 1743 г. Средний жуз сдался России, а Старший ушел под покровительство хана Коканда. Здесь была впоследствии основана новая столица Старшего Жуза — Ак-Мечеть (1820 – 1869 гг).
Примечательно, что этот город, переименованный после покорения в 1869 г. Старшего жуза в Петровск, при Советской власти получил свое выразительное нынешнее название – Кзыл-Орда! Воистину неисповедимы пути господни – действительно в 1925 г. уже существовала Красная Орда, т.е. СССР.
В целом романовское “освоение” Средней Азии как две капли воды похоже на “освоение” американцами индейского Дикого Запада, точно так же, как гражданская война между Севером и Югом в Америке во многом копирует екатерининское освоение Дикого Поля, т.е. Черноземной зоны России.
Сразу после завоевания Центральной России, Российская империя начала завоевывать Сибирь с юга: первый екатерининский город Сибири – Барнаул (1771 г.). Завоевательная политика Екатерины II и до этого не могла не тревожить Сибирь. Когда к 1772 г. крестьяне и казачество Центральной и Южной России почувствовало не вкус пряника в виде освобождения от крепостного права, обещанного “Великой, премудрой матерью Отечества” Екатериной в 1767 г. на открытии “Уложенной Комиссии”, а жестокость военного кнута, люди потянулись за Волгу, в Сибирь. Ситуацию в европейской России дополнительно обострила и вспышка чумы 1771 г.
В 1773 г. началась крупнейшая гражданская война XVIII в., вошедшая в историю как “восстание Пугачева.” По сути, в ней воевали две части прежней Руси-Орды: набирающая мощь европейская монархическая империя романовых и слабеющая азиатская ордынская федерация Сибири. Официальные документы об этой войне существуют, но до сих пор остаются за семью печатями. Также закрытыми остаются французские и британские архивы, касающиеся семилетней войны 1756-1763 гг. и войны за независимость США 1775-1783 гг. Уже одно это обстоятельство косвенно свидетельствует о справедливости высказанной сначала Г. Носовским и А. Фоменко, а затем развитой Г. Каспаровым концепции рассмотрения “Пугачевской войны” в контексте глобального передела мира и окончательного уничтожения Великой Орды.
В эту концепцию вписывается и борьба за бывшие ордынские колонии между английским и французским блоками в Семилетней войне, и военная колонизация Сибири после поражения армии Пугачева, и стремительная колонизация индейских территорий Дикого Запада в Северной Америке. Иными словами, промышленно развитые части бывшей Великой Орды превращали более слаборазвитые в свои придатки-колонии. И здесь в силу объективных географических причин совпали интересы монархической Российской империи и республиканских САСШ. Англия и Франция объективно были заинтересованы в колонизации Африки, в том числе, и за счет Османской империи, поэтому в первой русско-турецкой войне второй половины XVIII в. они были на стороне Росссийской империи. Старый ордынский Царь-Град потерпел поражение и не мог помочь отрезанной от него ордынской Сибири.
Сибирь была обречена на поражение и по внешним, и по внутренним причинам. Несмотря на то, что три четверти промышленных предприятий обеих частей России, относящихся, выражаясь современным языком, к сфере военно-промышленного комплекса, находились на территории Сибири, принадлежали они промышленникам Российской империи. Военно-промышленная машина ордынской Сибири работала на ее врага — имперскую Россию. Поэтому, когда население Сибири, воодушевленное освободительным манифестом Пугачева, захватило практически все оружейные заводы на Урале, то вместо немедленного увеличения производства вооружения и боеприпасов, восставшие стали разрушать заводы и рудники. Образованная Пугачевым Военная Коллегия просто не успела сразу взять под контроль военную промышленность.
Несмотря на это, Сибирь не только оказала серьезное сопротивление екатерининским войскам – войска Пугачева перешли в наступление, изолировав крепости Оренбург, Уфа, заняв (а, точнее, отстояв) часть волжских городов, включая Самару, а затем и Казань в июле 1774 г. Правительственные газеты Российской империи неоднократно сообщали: “Пугачев разбит и бежит”. Пушкин, изучая доступные материалы боевых действий 1773-1774 гг., написал об этом так: “Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием.”. Пугачев контролировал и Среднее Поволжье — Алатырь, Саранск, Пензу, Саратов.
Весь имперский план Екатерины оказался под угрозой. Пришлось прекратить успешно развивающуюся войну с Турцией. Официальная историография пишет, что “Турция при поддержке Англии и Франции сорвала мирные переговоры в 1771 г. после завоевания Российской империей Крыма, что означало конец войны”. Это ложь. Никаких серьезных переговоров не было, и конца войне ни в 1771, ни в 1772 г. не предвиделось. Екатерина совершенно не собиралась останавливаться в Крыму, поскольку известен ее генеральный план изгнания турок со всех занятых ими европейских территорий, включая Стамбул, и “воссоздания на них греческой империи”, во главе которой она позже мечтала поставить своего второго внука Константина. Англия и Франция до начала войны с Сибирью еще помогали не Османской, а Российской империи в рамках секретных протоколов, заключенных по завершению Семилетней войны: без этих протоколов, в частности, русская балтийская эскадра в 1770 г. не смогла бы беспрепятственно и неожиданно для турок пройти через проливы Эресунн, Каттегат, Скагеррак, Ла-манш и Гибралтар, выйти в Средиземное море, блокировать Дарданеллы и уничтожить турецкую эскадру в Чесменской бухте, а в 1772 г. Российская империя не смогла бы с Австрией и Пруссией разделить Польшу по своему усмотрению.
Воевать на два фронта оказалось невозможно даже после того, как Суворов в 1774 г. разбил османскую Дунайскую армию великого везиря у Козлуджи и открылась прямая дорога на Стамбул, о котором мечтала Екатерина. Вызванный в ставку Суворов предложил временно прервать войну с Турцией, самим пойти на переговоры и всячески их затягивать, пока он с отборными частями, снятыми с турецкого фронта не проведет спецоперацию по ликвидации штаба Пугачева.
Этот план и был осуществлен: маршевые полки Суворова отрезали под Ельцом-Галичем Пугачева (Воротынского? Галицкого? Курбского?) от его основных сил и уничтожили его штаб. Характерно, что в письмах к Вольтеру Екатерина называла Пугачева “маркизом” без кавычек. Это означает, что она признавала в нем иностранного дворянина, ибо титул маркиз во Франции давался инородцам — так же, как титул “барон” в России.
Дальнейшая судьба Пугачева и его ближайших соратников известна.Обезглавленную армию Сибири добивали на Урале еще три года. После этого завоевание Сибири проходило без неутомимого Суворова, который уже маршировал покорять Северный Кавказ и добровольно присоединять Грузию. Только после кавказских успехов Российской империи в 1783 г. Англия и Франция перестроили свою политику в поддержку ослабевшей Турции, поскольку у России открывался путь в Индию и Иран.
В период перемирия с Турцией 1775-1787 гг. Российская империя как раз успела планомерно завоевать практически всю Сибирь, разрезав ее на “дольки” и продвигаясь от опорных пунктов — крепостей в верхнем течении сибирских рек на север. Об этом свидетельствует стремительный рост количества губерний и городов, прежде всего, Урала и Западной Сибири: первым “послепугачевским” городом в 1775 г. стал Уральск, (т.е переименованный Кош-яицк, существовавший, по крайней мере, с 1584 г., а не какой-то заштатный “Яицкий городок”). Ногайский стольный город Сарайчик был полностью разрушен, а на его месте появился Гурьев. Затем последовали Усть-Сысольск, Глазов, Сарапул (1780 г.) и т. д.
Напротив, г. Вятка существовал под этим своим именем и раньше 1781 г. – так он указан на зарубежных картах и в 1706, и в 1692 г., а не под названием Хлынов (Хлыновский завод), равно как и Пермь (якобы бывшая дер. Егошиха, т.е. Егошихинский завод). Нынешний Верхнеуральск (переименован в 1781 г.) — бывший крупный булгарско-башкирский город Сбакарчик, именно так и указанный на французской карте 1706 г., но названный в “екатерининской редакции” Верхнеяицкой крепостью, якобы основанной только в 1734 г. Стали городами Омск, Семипалатинск и Березово (1782 г.), Челябинск (1787 г.) и т. д. Бывшие “посольства России” – остроги были именно в это время превращены в каторжные тюрьмы.
III. Сличение двух редакций “истории” России – “допетровской” и “екатерининской” как метод восстановления реальных событий русской истории до XIX в..
Несмотря на то, что реальная история военного покорения Сибири Екатериной II еще практически неизвестна, изложенные факты и соображения позволяют ответить на вопрос, почему “История Государства Российского” не писалась целых 150 лет от прихода к власти Михаила Романова в 1613 г. до воцарения Екатерины II. “Древняя история России” сочинялась и до Екатерины II, но только как фальшивая “греко-православная” доромановская история “рюриковичей”, призванная узаконить приход романовых к власти в Москве, в которой впервые появились “плохие татары” и “татаро-монгольское” иго как внешнее зло относительно России.
Екатерина же сама набросала необходимую уже не для романовых-московитов, а для своей евроазиатской Российской империи “древнерусскую канву”, сверяясь при этом с английским шекспировским образцом – достаточно прочитать в ее “Записках” эссе “Чесменский дворец”, где прямо показано, в какой последовательности надо выстроить историю, какие из ранее заявленных положительных персонажей должны в этой истории участвовать (например, Всеволод Большое Гнездо и Александр Невский).
Без завоевания ордынской Центральной России (Воротыни и Слободской Окраины), а также ордынской Сибири и уничтожения реальных свидетельств существования этих образований в XVI – XVIII вв. написание такой истории было просто невозможно. Именно при Екатерине и с ее подачи реальные русско-ордынские события 260-ти лет примерно 1500 -1760 гг. были перенесены в прошлое – это и есть пресловутое “татаро-монгольское иго” якобы 1240 – 1500 гг. Однако “греко-православная” допетровская история романовых, пытавшихся скопировать папскую историю Западной Европы, которая уже была запущена в тираж строгановыми, оказалась при этом липовой при взляде на нее как с запада (из “Литвы”), так и с востока (из Сибири). Не менее липовой при этом оказывается история России 1328-1598 гг. и при взгляде на нее и с юга – из Турции, поскольку с этой точки зрения никакого “ига” в России нет, потому что она сама “иго” и есть.
Чтобы как-то совместить эти внутренне противоречивые версии, Екатерина поступила по французскому образцу: историю “Руси” усилиями Строганова, Мусина-Пушкина и других нарастили еще на 260 лет: примерно от 1240 г. назад до 980 г., куда только и удалось “втиснуть” якобы православное начало русской истории, переместив туда московскую (точнее, хазарскую) полемику о вере из конца XVII в. Сделано это было по указанию Екатерины, при этом, как следует, например, из ее “Чесменского дворца”, она сама сначала еще путалась, сколько должно быть Владимиров, сколько Ярославов, и кто кому кем приходится. В этом же духе она пишет “в подражание Шекспиру” две драмы: “Историческое представление из жизни Рюрика” и “Начальное управление Олега”, обозначая главные вехи своей истории. Естественно, “шекспи-аровский” почин императрицы был немедленно подхвачен придворными литераторами.
Однако, как вымышленность “допетровской редакции” русской истории обнаружилась уже в начале XVII в. (чему свидетельством публикация Петром I книги М. Орбини по истории славяно-руссов), так и неувязки “екатерининской редакции” русской истории и с “допетровской редакцией”, и с западноевропейской историей обнаружились уже в начале XIX в. В качестве примера, можно привести поддельные записки о Московии Джайлса Флетчера, о которых было заявлено и в “допетровской редакции”, и в “английской версии” русской истории XVI в. Это человек якобы был посланником английской торговой Московской компании в 1588 – 1589 г. (по другим данным был послом), встречался с Борисом Годуновым и написал записки “О государстве русском”, изданные на русском языке и только в 1906 г. Английского оригинала этих записок, написанных якобы в 1591 г., не существует, поскольку “весь тираж был конфискован и уничтожен по просьбе… Московской компании”, якобы боявшейся навлечь на себя гнев как Годунова, так и королевы Елизаветы I резкими суждениями автора о “жестких московских порядках”. Русский перевод с неизвестно какого “оригинала” пытался опубликовать проф. О. М. Бодянский в 1848 г. с подачи представителя все того же семейства строгановых – попечителя московского учебного округа графа Строгонова. Однако, тогдашний министр просвещения Уваров опять-таки приказал конфисковать и уничтожить тираж якобы из-за личной вражды со Строгоновым (Московское государство XV-XVII вв. по сказаниям современников-иностранцев”, изд. Крафт+, М., 2000.)
Вымышленные “Записки Флетчера” – это попытка в XIX в. заретушировать нестыковки “екатерининской имперской” и английской “доимперской” версий истории XVI в. Эта попытка скрыть реальную историю оказалась неудачной потому, что обе эти версии являются фальшивыми, но английская-то писалась в согласовании с более ранней, “допетровской” редакцией, а после выхода в свет карамзинской истории разница между этими версиями в английском изложении стала неустранимой. О том, что “допетровская редакция” запускалась в свет именно через Англию свидетельствует, например, “История русской литературы” (изд. И. Сытина, 1908 г., далее ИРЛ, прим. Авт): первые исторические сказания о Руси были написаны и переведены на английский язык по распоряжению Филарета для Р. Джемса, составлявшего толковый русско-английский словарь в 1619-1621 гг и включали рассказы о времени, непосредственно предшествующем приходу романовых к власти.
При этом ИРЛ (статья проф. С. Шамбинаго) с удивлением констатирует странный факт, что никаких исторических песен и сказаний русского народа, касающихся важнейших событий периода от Ивана Калиты до Ивана Грозного не существует. Им и не могло быть места в фальшивой романовской историографии XIV – XVI вв. Правильное понимание российских событий второй половины XVIII в. дает ключи к восстановлению реальной истории и предшествующего периода власти романовых. После этого появляется вероятность восстановления действительных событий и XIV – XVI в., поскольку, несмотря на всю екатерининскую ретушь, 260 лет действительной русской истории можно восстановить сличением двух ее “редакций”, дважды отправленных в прошлое в XVII и XVIII в. с разницей примерно в 100 лет.
Вот несколько примеров, к каким результатам в традиционной истории привело сочленение “допетровской” и “екатерининской” редакций. Вымышленные в “романовской истории”события второй половины XVI в. (т.е. эпохи Ивана Грозного и Федора Иоанновича: “Покорение Казанского ханства” при Иване Грозном (якобы в 1552 г.) и “Покорение Астраханского царства” (якобы в 1556 г.) на самом деле описывают екатерининское завоевание Поволжья 1773 — 1777 гг., при этом “осада и взятие Казани” списывается с византийской хроники падения Царьграда 1453 г. (“допетровская” редакция). Крымский хан Девлет-Гирей, разбитый Суворовым в 1777 г., становится прообразом “Девлет-Гирея XVI в.”, якобы сжегшего Москву в 1571 г.
При написании “допетровской” редакции русской истории, как продемонстрировано в разделе I, использовались и сами по себе фальшивые “византийские хроники”, изготовленные во Флоренции после падения Царь-Града. В частности, биография императора “Иоанна Дуки (Ватаза-Витязя)” размножилась в целом ряде других биографий: 1) “Казанского” хана Ядигер-Мехмета, якобы в 1552 г. покорившегося “великому Дюку” Иоанну Грозному и ставшему потом его “правой рукой”, но которому тот же Иоанн Грозный “номинально” подчинялся, якобы юродствуя (“Симеон Касаевич”, он же царь “Симеон Бекбулатович”, он же Саин-Булат, от же казак Черкес (= Адыге) Александров, привезший в Москву “царевича Маметкула” и т. д.; 2) “Сибирского” хана Едигера, якобы признавшего себя вассалом того же Ивана Грозного в 1555 г., 3) основателя Ногайской Орды золотоордынского (“татарского”) хана Едигея (иначе Эдигея, жившего якобы в 1352 – 1412 гг.), а также адыгейском (черкесском, северокавказском, ногайском) эпосе “Едигей”, в биографиях готского императора Одоакра, чешского Отокара Пржемысла и т. д.
Аналогичными двойниками являются также слепой “Сибирский хан” Кучум, свергнувший своего предшественника Едигера, и “казанско-касимовский” Касим-хан, сын Мехмета (ср. Ядигер-Мехмет при Иване Грозном) якобы перешедший на службу к Василию Темному (т.е. Слепому) в 1446 г., основатель “Касимовского царства” и пограничного Московского города Касимова на Оке, который на французской карте 1706 г. назван Кашим или Качим (Cachim). Престарелый, слепой, но “неуловимый до самой смерти” хан Кучум в русских сказках отразился как Кощей (т.е. Старец, а не раб, как это иногда толкуют) Бессмертный. Касим-хан в “допетровской” редакции превратился в “принявшего православие номинального московского царя” Симеона, который, кстати, тоже ослеп в правление Царя Бориса. Несколько других Симеонов-выкрестов после этого появилось в “историографии” предшествующих периодов.
До елизаветинских времен “допетровская” редакция истории России оставалась преимущественно западнической, т.е. “варяжско-греческой”. Елизавета же, в силу политических реалий середины XVIII в., поддержала развитие “славянофильского” исторического течения.
Реальные события разгрома Великой России (Воротыни и Слободской Окраины) XVIII в. в “екатерининской” редакции перенесены примерно на 260 лет назад. При этом московский (т. е. “великоросский”) вариант ее говорит об историческом “добровольном” присоединении “Верховских княжеств”, т.е. Воротыни к Москве еще в конце XV в., а затем о “ликвидации их к последней трети XVI в.”. Например, говоря о последнем десятилетии правления Ивана III, Карамзин не придает особого значения его отношениям с Литвой, в частности, “битве Москвы с Литвой на Ведроши 1499 г.”, якобы закончившейся перемирием 1503 г., потому что с “Литвой” за Смоленск в “допетровской” редакции только 10 лет спустя будет воевать уже Василий III. По “допетровской” редакции Иван III в 1492 – 1500 гг. совершенно не реагирует на “добровольное присоединение” обширной и густонаселенной территории его собственной Белой Руси (т.е. Литвы), а в 1503 г. он вообще “обращается к Богу и удаляется от дел”. (Скорее всего, тот, кто правил в Москве под именем Ивана III, в действительности умер еще в 1498 г., о чем свидетельствует венчание им самим на царство внука Дмитрия (а не сына Василия!) именно в этом году. Москва в 1498-1505 гг. якобы занята войной со шведами и с “ересью жидовствующих” — ей не до Литвы.) Далее в “допетровской” редакции в течение 60 лет ничего не слышно о какой-либо “ликвидации” Верховских княжеств. А вот после этого периода прославленные герои “обороны Москвы от Девлет-Гирея в 1571 г.” верховские князья Михаил Воротынский и Никита Одоевский, земли которых не были отобраны Иваном Грозным в “опричнину 1565 – 1572 гг.”, в “екатерининской” редакции просто обязаны были “погибнуть”: они якобы казнены тем же нехорошим и крайне непоследовательным Грозным именно в 1572 г., причем после того, как “спасли” Грозного. (Тут у Карамзина можно обнаружить еще одну явную невязку двух редакций. Скорбя о трагической гибели Михаила Ивановича Воротынского в 1572 г. и пресечении с его смертью династии князей Воротынских по “екатерининской” редакции, Карамзин преспокойно называет Воротынского одним из главных “рюриковичей”-свидетелей при коронации Царя Бориса в 1598 г., т.е. по “допетровской” редакции!)
Совершенно под другим углом зрения описывает эти же события не “великоросский” вариант екатерининской редакции русской истории, а “малоросский”, по которому Малороссия присоединяется к Москве не через посредничество “Владимирской Руси”, а непосредственно отторгается от “Киевской Руси”. Вот, например, что сообщает “История украинского народа” (А. Я. Ефименко. СПб., 1906 г., т. I, стр. 100) : “К концу правления Казимира (Казимир IV “Ягеллончик”, король “Польши-Литвы”, умер якобы в 1492 г., прим. Авт.) северские князья, в виду опасностей, угрожающих им со стороны литовской политики, обнаружили тяготение к Москве. Кое-кто из князей отошел в подданство московского государя еще при жизни Казимира, другие, воспользовавшись той временной дезорганизацией, которая наступила после смерти одного государя до утверждения нового, отделились от Литвы в промежуток 1492-1494 гг. К этой эпохе относится переход с вотчинами или дельницами своими, мелких князей Воротынских, Одоевских, Новосильских, Белевских, затем Перемышльских и Мезецких (т.е. Мценских, прим. и курсив Авт.), собственно князей вятичей, а не северян (т.е. князей севских-северских, прим. Авт.). К концу столетия 1499-1500 гг. признали верховную власть московского государя князь Бельский и московские выходцы: князь Шемячич и Можайский, который оттянули за собой исконные древне-русские города: Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, Гомель, Бельск, Трубчевск “со многими волостями”. Таким образом, к началу XVI века большая часть бывшего Чернигово-Северского княжества добровольно отошла под покровительство Москвы: попытка Литвы силою удержать отделяющиеся земли окончилась большим поражением литовского войска на Ведроши (1499 г), когда был взят в плен сам знаменитый литовский гетман князь Константин Иванович Острожский; остальная северщина была присоединена к Москве. В силу перемирия (1503 г.) от Литвы отошло к Москве 319 городов и 70 волостей – территория старого Черниговского княжества”.
Цифры, указанные в приведенной пространной цитате, физически (т.е. ни географически, ни демографически) не соответствуют “территории старого Черниговского княжества” конца XV в. Зато эти цифры практически точно соответсвуют аналогичным данным екатерининских завоеваний не только “Черниговского княжества”, а территории от Днестра до Урала по состоянию на 1777 г.! “Эпоха” Казимира IV “Ягеллончика” (1427 – 1492 г.) — это польский эквивалент московской “эпохи” Ивана III в “допетровской” редакции со сдвигом на 13 лет назад. Этот сдвиг был в уже “екатерининской” редакции и польской (после раздела Польши), и русской истории заполнен “успешной” Тринадцатилетней (!) войной тогда еще якобы “хорошего” для Москвы Казимира с “Тевтонским Орденом” (т.е. Ордой). А основой для событий этой липовой Тринадцатилетней войны взяты, как будет показано ниже, события из 13-ти летнего периода петровской “Северной Войны” 1708 – 1721 гг.
- Анализ ордынских событий доекатерининской эпохи в истории России.
В качестве отправной посылки для анализа событий доекатерининской эпохи на территории современной России (имеются в виду события XVI – XVIII вв.) возьмем только два факта: 1) распад европейской части Великой орды на три географически определенных фрагмента: Западную Европу, Восточную Европу и Османскую империю в начале XVI в., т.е. после смерти последнего Hwanah (т. е., по Э. Бенвенисту, Единоличного Верховного Правителя) Орды, известного нам из традиционной историографии под именем Иоанна III, и 2) практическую независимость дальнейшего процесса дележа Юго-Западной и Центральной Европы (т.е. Испании, Португалии, Франции и Италии) в XVII в., в котором допетровская Московия почти не участвовала, от дележа остальной Европы.
(Здесь только добавим, что Бурбоны и “Австрийские Габсбурги” XVII в. – такие же узурпаторы власти в Западной Европе, как и романовы в Восточной. В отличие от них “Испанские Габсбурги”, правившие на Пиренеях в XVI в. (до смерти Филиппа II в 1598 г.) — родственники Ивана III. Испания и Португалия – это юго-западный осколок Великой Орды, который в западноевропейской истории характеризуется как “абсолютистская монархия восточного типа”. После раздела “испанского наследства” Испании приписаны все зверства инквизиции, которые творились в период “Конрреформации” в Центральной Европе. А герцог Альба стал в истории “олицетворением зла” усилиями безработных ордынских учетчиков, т.е. иудеев, избравших своим прибежищем Голландию и Швейцарию.)
Исходя из этой посылки, достаточно рассмотреть параллельно историю Московии, Польши, Швеции, Турции и Англии в XVI – XVIII вв., привлекая историю других осколков Орды ровно настолько, насколько это необходимо.
В параллельных “историях” Англии-Швеции-Польши-Литвы-Московии-Турции в рассматриваемый период XVI-XVII вв. происходят одни и те же ключевые события.
Во-первых, это эпидемии начала XVI в., прежде всего, бубонной и обычной чумы, описанные, в частности, у Карамзина как “язва с железою” и “поветрие”, захватившие всю Европу, включая Британские острова, и пришедшие, как и первая чума в середине XIV в., с юга, т.е., в рассматриваемом географическом контексте из Турции и Крыма. Отсутствие средств борьбы с этими заболеваниями и массовый мор вызвал всеобщее религиозное размежевание, ибо источником заразы, естественно, считались соседние народы.
Как следствие, и возникли собственные региональные церкви: англиканская на Британских островах, лютеранская в Скандинавии, греко-православная в Московии и униатская в Польше. Сами церковные здания ранее были общими для всех монотеистов: например, сохранившаяся с 1539 г. в неизменном виде до сих пор старейшая православная церковь в Сараеве совмещает, по сути, характеристики христианского храма, синагоги и мечети. Поэтому храмы сначала стали считаться убежищем, затем средством очищения от заразы, а после окончания эпидемий (т.е. когда большинство населения либо умерло, либо переболело и приобрело иммунитет) – местом учета оставшихся в живых и умерших, поскольку подати в прежних объемах стало платить некому.
Одним из общеордынских средств очищения было трупосожжение в ямах с последующей насыпкой курганов: такие курганы над ямами с сожженными трупами есть, в частности, и в Скандинавии, и в Белоруссии (т.н. “юхновская культура”), и в Прикаспии (“татарские курганы”). После этих эпидемий уровень жизни оставшихся в живых, естественно, упал, а плохие бытовые условия способствовали распространению следующей эпидемии – туберкулеза (у Карамзина – “смерть кашлем”). Но, в отличие от предыдущих, эта эпидемия шла не с юга, а с севера: этой эпидемии не было в Крыму и в других местах со сходным сухим климатом. Именно население этих мест оказалось “чистым”, т.е. мусульманами, в отличие от “нечистых” – т.е. остального населения Европы. Еще одно принципиальное отличие туберкулеза от предыдущих эпидемий заключается в том, что разносчиком его является домашний скот. Это вызвало небывалую дотоле религиозную волну очищения – инквизиции – пурима – катарсиса и, как следствие, религиозного размежевания, прежде всего, на бытовой почве.
Во-вторых, однотипные династические смены, сопутствующие им бунты, перевороты, революции и избиение своих “неверных” происходят также параллельно. Например, в 1512-1520 г. в Турции султан Селим I Явуз казнит 40000 “неверных”-шиитов — точно так же, как в 1527-1539 гг. в Англии “протестант” Тюдор Генрих VIII (т.е. “Феодор Иоаннович”) уничтожает 560 монастырей т.е., примерно, столько же “католических” монахов, сколько Селим шиитов в Турции. Тоже самое проделывает в 1526 – 1538 гг. в Швеции и Густав I Ваза. Теперь сравните названия династий: Явуз в Турции, Авиш (Avis) в Португалии, Ваза (Vasa) в Швеции, а также: Явуз-Селим – Авессалом – (Я)-Василий. Именно в этот период в Москве как раз Василий III и делит “новгородские земли”, после чего там наступает смутное время под властью неизвестно откуда взявшегося мощного “литовского” клана Глинских (т.е. английских). Затем уже в Англии ярая католичка “кровавая Мэри” Тюдор (1553 – 1558) избивает протестантов (“неверных”), а Иван Грозный покоряет Казань и Астрахань (т. е. тоже “неверных”). Когда же в Московии наступает “опричнина” (1565-1572 гг.), параллельно в Турции буйствует Селим II Пьяница (правил в 1566-1574), а Польша подминает Литву по Люблинской унии 1569 г., причем конец московской опричнины совпадает со смертью последнего польского короля Сигизмунда II Августа из династии Ягеллонов. После Ивана Грозного уже в Москве, а не в Лондоне, появляется “царь Феодор Иоаннович” (в “царской” биографии которого, кстати, отсутствует даже дата его венчания), а в Польше – династия Ваза и т. д.
Далее в Восточной Европе наступает эпоха правления Царя Бориса, оказавшегося в 1598 г. старшим в ордынской династии не только по отношению к Турции, но и по отношению к Западной Европе. После гибели Испанской Армады (1588 г.), нацеленной на восстановление юго-западного (т.е. католического) ордынского порядка на Британских островах и происшедшей, как признает сама британская история, от естественной причины – жестокого шторма, а не от военного поражения, Англия спешит заключить “выгодное торговое соглашение с Турцией” (и одновременно “основывает Московско-английскую торговую кампанию”!). Иными словами, в конце XVI в. островная Англия избегает вассальной зависимости от ближайшего к ней западного римско-католического (также бывшего ордынского!) центра, еще признает вассальную зависимость от двух остальных более отдаленных ордынских центров – Царь-Града-Стамбула и белокаменного Царь-Града-Москвы, ибо именно так этот город был назван Царем Борисом в 1586 г.!
Фигура Царя Бориса является ключевой в реальной истории России, наравне с Иваном Калитой и Иваном III до него, а также Екатериной II и Сталиным после него.
Правление Царя Бориса и его значимость ни “допетровская”, ни “екатерининская” редакции исказить полностью физически не смогли: дело в том, что существующие до сих пор результаты его правления спрятать или уничтожить при Филарете было еще невозможно, а в “екатерининской” истории стало уже невозможно. Среди обозримых результатов его деятельности, в частности, колокольня Ивана Великого в Москве – единственный в мире памятник, обозначающий переход Европы на исчисление “от Рождества Христова”, построенный к 1600 г., и практически все старейшие каменные храмы Московского Кремля, сохранившиеся доныне. Этот его титанический труд еще в “допетровской” редакции был отправлен на все те же 260 лет “ига” назад: закладка каменного Успенского Собора в 1326 г., Церквей Иоанна Лествичника и Спаса Преображения в 1329 г., Архангельского Собора в 1333 г. Каждый из этих храмов воздвигался в течение одного летнего 4-х месячного сезона – это технология конца XVI, а не середины XIV в.! Для всех кремлевских храмов при Царе Борисе в были отлиты уникальные колокола, а “допетровская” историография отправила и это колокольнолитейное дело из 1590-1605 в 1330-1345 гг., правда обмолвившись, что руководил работами знатный мастер Борис Римлянин.
Помимо собственно Кремля, Борис начал строительство каменной Москвы и еще не менее 30 русских городов из стандартного формового кирпича, заводы для производства которого впервые созданы при Борисе, как и сам сохранившийся доныне стандарт кирпича 7х3х2 вершка. Среди построенных при Борисе кирпичных городов существующие и доныне Белгород, Воронеж, Валуйки, Елец, Кромы, Курск, Лебедянь, Ливны, Оскол, Смоленск, Царев-Борисов, не считая Москвы (посмотрите, при случае, на кремлевские стены). Этот строительный бум четко отделяет время Бориса от эпохи строительства “Великого Новгорода”, т.е. повсеместного строительства в Евразии каменных городов, замков-крепостей-храмов из нестандартного кирпича и камня в “Золотоордынский период” (он же европейский “Проторенессанс”) 1320 – 1580 гг. (Для сравнения: при “Иване Грозном” было построено только 11 каменных — не из стандартного кирпича! – крепостей: Александров, Тула, Коломна, Зарайск, Старица, Ярославль, Нижний, Белозерск, Порхов, Новгород и Псков.)
Царь Борис развивал не только производство кирпича, строительство и литейное дело. При нем получило всемирную известность уникальное русское златоткачество, причем не только в Москве. Даже в начале XIX века знаменитые ахтырские златотканые фаты ценились не меньше московских. Других источников златоткачества, кроме московского и ахтырского, в мировой истории нет. Село Ахтырка на р. Гусинца близ Харькова и его мастера-златоткачи ахтырцы средневековыми писателями названы скифским племенем Agathirsi, живущими в Приднепровье на р. Chesinus, и отправлены в “древнюю историю” на 1800 лет назад! Это ли не живое материальное свидетельство вымышленности традиционной хронологии и сопутствующей ей “историографии”?!
Царю Борису воевать было не с кем. Он не воевал не только с “татарами”, но и с казаками, и с “однодворцами”: т.е. с Белой Русью – Литвой, которые признавали его верховенство. Он строил каменные города не против казаков и татар, как гласит “допетровская” романовская история, а для своих граждан. Это уже при Михаиле Романове была предпринята первая попытка строительства опорных пунктов Московии против Центральночерноземной России и других частей ордынской конфедерации. Утверждение “екатерининской” редакции о том, что в 1607-1632 гг. “татарами” разрушены построенные при Борисе кирпичные города Болхов, Данков, Дедилов, Елец, Епифань, Калуга, Карачев, Козельск, Крапивна, Кромы, Лебедянь, Ливны, Лихвин, Мещерск, Михайлов, Орел, Оскол, Перемышль, Путивль, Ряжск, Серпухов, Серпейск, Царев-Борисов, Чернь, Шацк и т.д. – ложь. Все они, кроме частично разрушенных приокских городов и полностью разрушенных Данкова и Старой Рязани при завоевании Московией Алексея Михайловича рязанских земель, преспокойно существовали и в начале, и в середине XVIII в., и отмечены на картах.
В отсутствие артиллерии, осадных машин и взрывчатки “татарам” физически нечем было разрушить кирпичную кладку на русском цементе – яичном белке. Ливны были сильно разрушены в 1708 г. при Петре войсками В.В. Долгорукова во время вторжения в Слободскую Окраину (как и Батурин, а позднее и Сечь в Запорожье в 1709 г.). Остальные перечисленные города были в той или иной степени разрушены Екатериной II при завоевании Великороссии, т.е. Слободской Окраины и Воротыни. (Развалины, например, Крапивны, сохраняют до сих пор следы артиллерийской бомбардировки.)
Истории “убиенного в Угличе царевича Дмитрия”, а также трех “Лжедмитриев” – вымышлены в “допетровской” редакции. Об этом прямо свидетельствует возникшее только в начале XVII в. нынешнее значение слова “вор” (до этого оно означало “забор”). Дело в том, что прототипом “Дмитриев” послужил царевич по имени Уар (так звали “убиенного младенца Дмитрия” до крещения), от которого и произведена конструкция “Тушинский Вор”. Биография несчастного Уара частично скомпилирована из биографий “рано умерших” внука Ивана III Дмитрия (он же старший сын Генри Тюдора Артур) и еще одного “англичанина” – малолетнего короля Эдуарда VI. Само же имя сына “последней жены Ивана Грозного” — не боярышни, а венгерской царевны Марии Нагой (Нагие, венг. Nagy = Великие) — Уар, странное для русского уха, означает просто у(г)ор, т.е. венгр (ср. также языческие имена: латышское Ояр и немецкое Uher). В легенду Уара-“Дмитрия” вошли также некоторые детали биографии младшего наперсника Ивана III — Матвея Корвина, впоследствии знаменитого венгерского, чешского, польского и австрийского короля Матьяша Хуньяди, воспитывавшегося в России в середине XVI в. История с “царевичем” — законным претендентом на московский престол — романовыми была не только перемещена во времени в правление “нехорошего и худородного” Царя Бориса, но и географически перемещена из опасного для них “литовского” Елецко (т.е. Галицко)-Дмитриевского (Центральночерноземного) региона России в безопасный приволжский Углицко-Дмитровский. Прозвище Дмитрий означает “две короны”, поэтому опасные для романовых претенденты на престол с эти именем естественным образом появляются с запада, т.е. из Литвы-Польши, король которой, к тому же, тогда был еще и шведским королем.
13 апреля 1605 г. Царь Борис принимал более 20 послов – речь шла о подготовке мирных договоров, восстанавливающих ордынскую структуру. Именно в этот день на банкете заговорщики и отравили его, судя по симптомам, сулемой. На царство венчают в Москве сына Бориса – Федора (т.е. Теодора-Тюдора). Но в Англии уже правили Стюарты – последнего Тюдора (Роберта, графа Эссекса) Елизавета принуждена была казнить еще в 1601 г. Далее в Москве последовал государственный переворот и убийство юного царя Федора и его матери.
После этого в центре рассматриваемого региона возникает то, что до сих пор изображено на флаге Швеции: христианский конгломерат “Три Короны”, т.е. вынужденный симбиоз “католической польской”, “лютеранской датско-шведской” и “православной московской” корон. После этого весь XVII в. внутри этого “трехглавого дракона” происходят местные постоянные “разборки” на тему “какая голова главнее”.
В 1603 г. к власти пришли одновременно в Турции (на Востоке) основатель современного турецкого мусульманства Ахмет I, а в Англии (на Западе) – основатель новой династии Яков I Стюарт, при котором появляется первая полная Библия. При этом “главной головой” временно становится поляк Сигизмунд, а в Москве начинается смута. В 1611 г. в Швеции к власти приходит энергичная новая “молодая” голова – Густав II Адольф, а следом за ней в 1613 г., после сговора Филарета с Сигизмундом, в Московии к власти номинально приходит сын Филарета Миша Романов. Одным из ключевых и весьма успешных направлений британской политики, начиная с этого времени до сих пор становится вбивание клиньев между Москвой и Стамбулом (без этого, в частности, не было бы никакой Британской империи).
После смерти Густава Адольфа в 1632 г. и старых друзей-врагов Сигизмунда и Филарета (1632 и 1633 гг.) в 1638 – 1645 гг. предпринимается попытка восстановить прежнюю ордынскую структуру Белой Руси во главе с Москвой, но при условии сохранения местного самоуправления. И в Англии тут же возникает республиканское движение против насаждения абсолютизма Карлом I. Соответственно, после смерти Михаила Романова в 1645 г. смута возникает немедленно не только в России, но и в Англии – роялисты терпят поражение, а власть (и самого короля) захватывают парламентарии-“думцы” во главе с Кромвелем. В Москве, напротив, побеждают абсолютисты и спешно “предъявляют народу” наследника – 16-ти летнего Алексея Михайловича, которого до этого не видел никто (ГДР неуклюже относит момент “предъявления наследника” на два года раньше, не в силах объяснить, как это умирающий в течение месяца “скорбный ногами” и богобоязеннный отец при жизни сам не объявил сына наследником, что никак не согласуется с традициями “рюриковичей”, якобы унаследованными романовыми.)
В 1638-1676 гг. Московия непрерывно воюет то с Белой Русью, то с Польшей, то с Швецией, предпринимая при этом попытки захватить Белую Русь: Прибалтику, Воротынь, Слободскую Окраину и Малороссию или хотя бы отделаться от дани Крымскому хану. Самым крупным военным успехом Московии оказывается разгром Рязани и присоединение Заокских земель, описанные в “допетровской” редакции как “поход Василия Уса” и “подавление восстания Разина в 1667-1671 гг.”. Помимо Тулы и Калуги на юге и рязанских земель на юго-востоке, романовы прирезали к Московии еще и смоленские на юго-западе. Эти события в “допетровской” редакции были отправлены в прошлое дважды: на 260 лет назад в 1378-1414 гг., где оказались и “плохой юный Олег Рязанский” (он же разинский “царевич Алексей Пшимах”), и “несдавшаяся татарам” доблестная Тула, и “Куликовская Битва”, и еще на 260 лет назад в 1118-1154 гг. для обоснования появления Москвы как центра Руси в далеком прошлом. После поражения Рязани и была уничтожена ее столица — Старая Рязань и г. Данков, а также сильно разрушено еще два десятка заокских городов. “Екатерининская” редакция часть этих же событий вынужденно отправила в прошлое третий раз – уже в середину XIII в., впридачу к воротынскому Козельску, чтобы наполнить событиями “завоевание Руси Батыем”.
Разгромом же войск “Разина”, т.е. воеводы Рязанского в этой редакции руководит Ю. Барятинский – т.е. “хороший” Воротынский. Под угрозой новой агрессии со стороны Московии запорожский гетман И. Брюховецкий в 1677 г. обращается за помощью к общему сюзерену – к Турции. В 1678 г. турецкие войска освобождают захваченный войсками Московии под командованием Г. Г. Ромодановского г. Чигирин в Левобережной Украине. По Бахчисарайскому перемирию 1681 г. административный контороль над Левобережной Украиной на 20 лет был передан хану Крыма. Два похода войск Московии на Крым под командованием В. В. Голицына в 1687 и 1689 гг. окончились полным провалом.
В 1689 г. в Англии и Московии одновременно происходят государственные перевороты, приведшие к власти Вильгельма Оранского и Петра I, соответственно. К концу XVII в. у “трехглавого” дракона в Московии и Польше появляются три новые молодые и весьма амбициозные головы: Петр I, его немецкий приятель Фридрих, курфюрст Саксонский, который в 1697 г становится польским королем Августом II, и 16-летний Карл XII, король Швеции с 1698 г. Заметим, что Карл XII титуловался не просто “король Швеции” в современном географическом смысле, а именно как “Кунг (швед. kung “король”) шведов, готтов и вандалов”, т.е. правитель населения Скандинавии, Прибалтики, и части Литвы-Белой Руси от Балтийского до Черного моря, включая бассейны Западного и Южного Буга. (Поэтому завоевательные походы Карла XII “из варяг в греки” были с севера на юг по “солнечной дороге”, по-шведски Sul vдg (произносится Соллвей), из-за чего он попал в русские былины как Соловей-разбойник. Кстати, Пушкин в “Полтаве” совершенно правильно титулует Карла паладином – т.е. наместником, а не королем Швеции.)
История правления Петра I и, в частности, история всей “Великой Северной Войны” 1700 – 1721 гг., несмотря на тщательную редакцию при Екатерине II, тем не менее сохранила множество фактов, позволяющих вскрыть истинную подоплеку событий не только петровского, но и до-, и послепетровского времени.
На рубеже веков “московская голова” Петр, претендуя на шведский престол, сговаривается с “польской головой” Августом II поделить “третью голову”: “Швецию” (т.е. опять-таки ордынскую Белую Русь от Прибалтики до Причерноморья). Незадолго перед этим “московская голова” куснула сюзерена (т.е. Османскую империю) своими Азовскими походами и, несколько самоутвердившись, начала войну на Балтике. Однако “шведская” голова (с соизволения того же сюзерена) серьезно оттрепала “московскую” в 1700 г. под Нарвой и практически откусила “польскую” в 1704 г. Затем оставшиеся две “головы” решили поделить польско-литовско-белорусское наследство, по поводу чего они и встретились под Полтавой. Каждый из них пытался по-своему заручиться поддержкой отдельных членов ордынской федерации, не входящих в “тройную корону”, или нейтрализовать их: Петр, например, считал, запорожского гетмана Мазепу своим союзником, а Карл считал наоборот, и в данном случае оказался прав он, а не Петр. А вот со Слободской Окраиной Петр решил разобраться силовым способом, и опять оказался неправ. Зато своими решительными действиями и благодаря почти троекратному превосходству в артиллерии под Полтавой в 1709 г. он с лихвой рассчитался с Карлом за нарвскую обиду 1700 г. Эта тактическая победа Петра в соперничестве с Карлом XII стала в екатерининской редакции истории создания Российской империи наиболее громким стратегическим событием петровского времени.
Однако, прежде чем рассмотреть стратегический аспект этой битвы, необходимо прояснить, когда именно этот эпизод Северной войны стал самым громким. Прославление Полтавской битвы и придание ей нынешнего значения в глазах общественного мнения началось опять-таки после завоевания Екатериной Малороссии. Например, первая памятная доска об этом событии с надписью, сочиненной Г. Рубаном в С.-Петербурге, датирована 1778 г. Ни одной оды в честь полтавской победы в 1711 – 1763 гг. не написано, хотя по поводу других побед их немало (например, “На взятие Хотина” М. В. Ломоносова в 1739 г.). Молчали по поводу этого события известные писатели этого периода Прокопович, Сумароков и Тредьяковский. Ничего по поводу этой победы не написал и поэт А. Кантемир, хотя его отец, молдавский господарь Д. Кантемир, писатель и историк, был сначала союзником, а потом и ближайшим сподвижником Петра I. В частности, в трудах Д. Кантемира по истории Молдавии Полтавская битва, в результате которой Карл XII оказался в столице Молдавии г. Бендеры, является частным эпизодом ликвидации автономии Молдавии Османской империей в ходе русско-турецкой войны 1710-1713 гг. (О русско-турецкой войне 1710-1713 гг. есть сведения и из источников другого союзника Петра – Черногории, однако в русских источниках эта война якобы окончена уже в 1711 г. по Прутскому трактату, когда Петр попал в окружение к Мехмет-паше.)
Странное длительное забвение такого исторического события может быть объяснено только одной причиной: сражение под Полтавой было выбрано Екатериной II как стратегически важное для ее собственной редакции истории, причем вынужденно, потому что это был единственный серьезный военный успех Петра на юге России. При этом Полтавское сражение оказалось вырвано из контекста событий, происходивших как до, так и после него. Заметим также, что сам Карл XII в этом сражении фактически участия не принимал, потому что накануне был случайно ранен в ногу и лежал с высокой температурой, а “шведами” командовали вовсе не шведы, а немцы: Левенгаупт, Крейц, Розен, Шлипенбах и пр. Место захоронения “шведов”, погибших в этой битве вообще неизвестно, а место захоронения “русских” называется “Шведской могилой”. Древняя белорусско-литовская столица г. Полтава в 1709 г. в “екатерининской” редакции оказывается казачьим хутором, едва вмещающим 4000 чел., однако при этом там обороняется от осаждающих ее шведов гарнизон полковника Келина как раз численностью в 4000 чел, да еще 2500 вооруженных горожан, т.е. мужчин. Тем самым численность населения “скромного казачьего хутора Полтавы” никак не могла быть меньше 10000 чел. Самое забавное, что фамилия прославленного впоследствии в “екатерининской” редакции полковника Полтавского гарнизона – Келин, не русская, а как раз шведская (означает по-шведски “баловень”).
В контексте событий 1706 – 1713 гг. Полтавское сражение 1709 г. действительно является самым крупным, но отнюдь не решающим военным успехом Петра в войне с Ордой. Эти события включают и так называемое “Астраханское восстание 1706 г.”, и “восстание К. Булавина” 1707-1710 гг., и неудачный “Прутский поход” 1710-1711 гг., и перенесение столицы из Москвы в Петербург немедленно после Прутского трактата 1711 г.
Новогодние “триумфы”, справлявшиеся Петром в Москве в 1703-1705 гг., прославлявшие достижения в Северной войне, в 1706-1707 гг. не справлялись, потому что Петру было не до триумфов. В 1706 г. экспедиционный корпус Петра оказался на всю зиму отрезан войсками Карла XII под Гродно, а позже Карл XII разбил всех его союзников: и датские войска под Копенгагеном, и войска польского короля Августа. В том же году, ввиду войны со Швецией, было остановлено и строительство Арсенала в Кремле (возобновлено только в 1719 г).
В 1707-1708 гг. Петр готовился к обороне Москвы, и не просто Москвы, а Кремля! В 1707 г. К. Булавин, разгромивший 6000-ный корпус Ю. В. Долгорукого, наступал на Москву. В Москве спешно строились больварки, в октябре Петр послал в Москву царевича Алексея “осмотреть укрепления”, причем “была с них пушечная пальба”. Такая же “пушечная пальба” была и в декабре, причем в ней уже участвовал сам Петр, который в это время всячески искал мира с Карлом.
Историки дружно говорят, что заносчивый Карл XII просто упустил победу в 1707 г., дав Петру передышку. На деле передышку Петру предоставила Османская империя, в это время поддержавшая его и придержавшая Карла. А летом 1708 г. уже Петр переходит в контрнаступление, посылая 32000 армию В. В. Долгорукова против “Булавина”. Это было не “подавление бунта”, а война против ордынской конфедерации, поскольку традиционная история проговаривается, что Голицын в июне 1708 г. разбил шведский корпус под Добрым – а это рядом с нынешним Липецком, т. е. там же, где воевал “Кондратий Булавин”, т.е. Конрад Гетман (булава — символ гетманской власти). Войска, возглавляемые самим Петром, параллельно громят ставку Мазепы — г. Батурин, практически уничтожив его и вырезав всех мирных жителей, включая детей.
История с изменой гетмана Запорожской Сечи Мазепы Петру – еще один вымысел. Запорожская Сечь во главе с Мазепой действительно участвовала в петровских походах на Азов, но по приглашению Петра, а не по его приказу. В то время Петр подталкивал запорожцев пограбить калмыцкие и ногайские земли. Но, когда в 1707 г. Петр предложил Мазепе воевать с такими же свободными русскими донскими казаками и воротынскими стрельцами-однодворцами, Мазепа наотрез отказался. А в 1708 г. Петр пригласил уже 30000 калмыков пограбить Запорожскую Сечь. (Это все та же обычная тактика Московии романовых — натравливать одних ордынцев на других.) Одновременно с наступлением на юг Петр объявляет свою знаменитую административную реформу, образующую 8 губерний, среди которых, однако, еще нет Центральночерноземных областей. При этом он “уничтожает” (до 1734 г.) Запорожскую Сечь, а гетманом Украины ставит И. Скоропадского.
В 1709 г. наступает кульминация достижений Петра — победа под Полтавой над войсками под командованием Левенгаупта (в традиционной истории она описана трижды: до, во время и после собственно Полтавской баталии войска Петра громят 16000-ный корпус под командованием все того же Левенгаупта.) На стороне Карла XII в Полтавской битве сражались и 15000 запорожских казаков во главе с К. Гордеенко, попавшим в плен и казненным Петром. На стороне Петра под Полтавой был более чем двукратный перевес в живой силе и пятикратный – в артиллерии. После двухнедельного пиршества по случаю победы (совместно с пленными немецкими офицерами противника, совсем как во времена московских “потешных” баталий), Петр на три недели заболевает, а потом отправляется осаждать Ригу, закрепляя успех, покоряет Лифляндию и в декабре торжественно въезжает в Москву. После чего 1 января устраивается особенно пышный “триумф”.
В 1710 г. войска Петра изгоняют шведов из Прибалтики, и у него наступает “головокружение от успехов”. Однако Турция требует ухода петровских войск из Приднепровья, а затем и вынуждает их уйти, причем во главе уже турецкого экспедиционного корпуса оказывается все тот же швед Карл XII, который (после смерти Мазепы) восстанавливает Запорожскую Сечь, где гетманом становится сподвижник Мазепы Ф. Орлик. (Традиционная история Российской империи скрывает, что именно Орлик был гетманом до 1734 г., а пытавшийся проводить в 1710-1711 г. политику закрепощения казаков сподвижник Петра Скоропадский был Сечью изгнан после Прутского трактата.) Прутский поход Петра против Османской империи в 1711 г. оборачивается для него тяжелым политическим поражением. Знаменательно, что он не возвращается в Москву, а отправляется в недостроенный Петербург и там в 1712 г. объявляет о переносе столицы. Никаких новогодних триумфов в Москве более не проводится. (В Москве Петр появился вообще только в 1718 г., а Рождество справлял уже как император в 1722 г., хотя до 1711 г. Рождество он всегда проводил в Москве.)
В своей “Истории города Москвы” И. Забелин рассказывает о том, что в 1711 г. в центре Кремля на Тайницкой площади была построена “Церковь Казанской Богородицы по обету монахини княжны Иоанны Барятинской” (т. е. Воротынской, поскольку Барятино – одна из родовых вотчин Воротынских, из фамилии которых Екатерина II сделала Боратынских-Баратынских-Барятинских), которая “по какому-то случаю была разломана в 1722 г.”, а в 1730 г. на ее месте вновь поставили “церковь теплую”. Однако, из церковной истории известно, что на сносе этого храма настаивал Стефан Яворский, местоблюститель Патриаршего престола в 1720 – 1721 гг., известный своей нетерпимостью к другим конфессиям. Из этого следует только один логический вывод: что в 1711-1722 гг. на этом месте в центре Кремля рядом с Иваном Великим стоял не привычный для нас православный храм, который был снесен после выполнения обязательств Петра перед Османской империей, а уже потом, в 1730 г., на этом месте соорудили церковь. (К этим событиям примыкает и указ Петра I 1723 г. о “запечатывании всех домовых церквей в Москве”. “Домовая” церковь – это, по сути, иудеохристианская молельня, аналогичная маронитским молельням в католизированной Испании XVI-XVII вв. В каждой “домовой” церкви был, в частности, алтарь-ковчег, но не было официального священника – молились сами.)
В 1712 г. Петр (по Прутскому трактату поддерживаемый своим сюзереном – Турцией) в союзе с датчанами и саксонцами успешно сражается с войсками Карла в Померании. В 1713 – 1714 гг. война перемещается в Финляндию. Как писал сам Петр, занятие Финляндии было необходимо для дальнейшей торговли с Карлом и уступок при мирных переговорах. В 1714 г. Петр сначала помогает курфюрсту Ганноверскому занять английский престол под именем Георга I, считая, что Англия будет его союзником в дальнейшей борьбе с Карлом XII. Однако, став королем Англии, Георг I немедленно начинает проводить политику противодействия Петру на Балтике. В 1715 г. Петр серьезно заболел и в 1716-1717 гг. лечился за границей, а в это время зрел заговор против него во главе с его сыном Алексеем, инспирируемый и Англией, и католической церковью образца XVII в.
В этих трудных условиях Петр и принимает свое важнейшее стратегическое решение: он начинает в 1718 г. серьезные переговоры с Карлом XII о мире и будущих совместных действиях против предавших его союзников – Англии и Дании при поддержке Османской империи. Осуществлению этого союза помешало убийство английскими агентами Карла XII в 1718 г., когда не удался заговор против Петра. Заключение “вечного мира” с Турцией (1720 г.) способствовало выгодным для Петра I условиям Ништадского мира 1721 г., которым закончилась Северная война, несмотря на контрибуцию в 2 млн. рублей серебром, выплаченную Швеции (это четверть годового бюджета петровской России).
Мирные достижения Петра I в последние годы его жизни (в том числе, и практически бескровный русско-турецкий Персидский поход 1722 г.) стратегически превзошли все его завоевательные военные успехи вместе взятые.
На базе петровских реформ произошло экономическое и военное перевооружение Московии и ее мирная экспансия на Восток. Плоды его достижений пожинали уже при Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. Однако, для идеологии завоевательных войн Екатерины II нужен был имидж не миротворца, а великого полководца Петра I.
- Вместо заключения: “шекспи-ар” по-русски.
Создание имиджа не только Петра I, а и собственно только еще намечавшейся Российской империи началось в преддверии очередного глобального передела мира – Семилетней войны 1756-1763 гг. В 1758 г. в России реально появляется “оригинал” богато иллюстрированной Радзивиловской Летописи. Тем не менее первое издание ее (причем “с копии”, сделанной Шлецером) датировано только 1767 г. В этом издании впервые появляется лист, нумерованный арабской цифрой 8 – единственный, на котором изложена мифическая “варяжская предыстория” Руси. Это издание и положило начало “екатерининской” редакции истории России.
Параллельно уже при Елизавете Петровне, а особенно при Екатерине II, всячески стимулировалось написание нужных художественных произведений на исторические темы. В это время пишутся портреты “древнерусских” князей, выигрышные батальные сцены. Первым “пиарщиком”-подражателем Шекспиру в драматургии становится А. П. Сумароков со своими трагедиями на “древнерусские” темы “Хорев” (1747 г.), “Синав и Трувор” (1750 г.). В 1765 – 1770 гг. он пишет оды, призванные исторически обосновать сначала покорение Центральной России и Малороссии, а затем и историческую миссию Екатерины по объединению “Запада и Востока”, т.е. по созданию Российской империи. Исторические поэмы пишет поэт М. Херасков (“Россияда”, “Владимир” и пр.), оды Екатерине – Г. Державин и многие другие.
Бурную деятельность развивает литературный кружок под руководством издателя Н. И. Новикова. В 1773 г. он начинает печатать “Древнюю Российскую Вивлиофику”, т.е. историческую библиотеку, а затем, до 1790 г., издает множество книг на исторические темы с благословения Екатерины. После французской революции 1789 г. Новиков, известный своим масонством, попадает в опалу, а в 1792 г. арестовывается и ссылается. Конфискованные архивы его кружка, преобразованного в 1782 г. в “Дружеское ученое общество”, а в 1784 г. в “Типографическую компанию”, попадают к А. И. Мусину-Пушкину. Среди неизданных материалов Мусин-Пушкин обнаруживает и труды умершего в том же году члена “Типографской компании” писателя, историка и экономиста М. Д. Чулкова.
Помимо экономических трудов, М. Д. Чулков известен своим фундаментальным изданием четырехтомника “Собрание разных песен”, в котором в 1770-1774 гг. были опубликованы народные исторические песни и сказания в его собственной литературной обработке. Сразу после его смерти Мусин-Пушкин дает Екатерине для ознакомления свой список ранее неизвестного произведения, найденного среди прочих в архиве и получившего позднее название “Слово о Полку Игореве”.
Многочисленные комментаторы этого, несомненно, выдающегося произведения дружно порицают Екатерину за то, что она не распознала в нем гениальное творение “безымянного творца конца XII в.”. Но Екатерину никак нельзя упрекнуть в отсутствии вкуса или невежестве. Екатерина была не только великим политиком, она еще была и образованнейшим человеком, и одаренной творческой личностью. Екатерину не устроило в “Слове” не художественное содержание или поэтический язык этого уникального в своем роде произведения, а его историческая фабула, поскольку не только фабулу “древнерусской истории”, эпизод которой описывается в “Слове”, но и биографии целого ряда персонажей придумала она сама. Для того, чтобы распознать новодел, ей не нужны были лингвистические доводы, впервые выдвинутые против “древности” “Слова” уже в начале XVIII в. профессором славистики М. Т. Каченовским.
Екатерине, например, достаточно было прочитать упоминание о Романе Мстиславиче и Ярославе Осмомысле, князьях Галицких, поскольку она сама отвела место “галицким князьям” в XII в., Центральночерноземный, уничтоженный ею же “литовский” Галич, доживший до XVIII в., переделала в Елец, а “присоединение Воротыни” (иначе — Верховских княжеств) отправила в конец XV в. Ей не нужно было “зегзицей по Дунаю” искать и р. Каял(а), которую до сих пор ищут исследователи “Слова”, ибо ее собственная армия под командованием Румянцева в 1770 г. окончательно разбила турецкую армию именно на притоке Дуная р. Kагул — так она называется по-молдавски, на крымско-еврейском же наречии — Кагал, а по-турецки и называлась Каял (в нынешнем произношении Каюл, ср. также современное “султан” и произношение XVII – XVIII вв. “салтан”). Ей совсем не нужно было распознавать в событиях, отнесенных комментаторами “Слова” к XII в., огнестрельное оружие в шереширах — живых стрелах или технологию XVI в., по которой изготовлялись мечи, кованые в горячем щелоке (т.е. в “жестоцем харалузе”) и т. д. – она лучше кого-либо знала свою редакцию истории Российской империи. А в ней прообразом “князей Галицких”, ратовавших в “Слове” за объединение Руси, были сопротивлявшиеся “объединению по-екатеринински” и уничтоженные ею же князья Воротынские.
Из-за негативной реакции Екатерины, А.И. Мусин-Пушкин осмелился снова показать список “Слова” только после смерти Екатерины уже в 1797 г. Павлу I. Павел публикацию разрешил: поначалу он одобрял все, что не одобряла его мать. В первый же день воцарения он амнистировал опального Новикова, как и Радищева. Но подготовку к первому изданию “Слова” (1800 г.) Мусин-Пушкин начал только в 1798 г. – после смерти Н. И. Новикова, единственного, кто еще мог что-либо сказать о возможном авторстве М. Д. Чулкова или кого-либо другого из своего общества восьмидесятых годов.
Воплощением “екатерининской редакции” истории России стал гигантский исторический восьмитомный труд Н. М. Карамзина. Творчество Карамзина не случайно ставят рядом с творчеством его современника – крупного английского писателя и историка Вальтера Скотта. Блестящие исторические романы В. Скотта отличаются тем, что в них очень органично сочетаются реальные исторические события и художественный вымысел. Н. М. Карамзин же не занимался вымыслом – двадцать лет он потратил на то, чтобы органично сочетать вымысел, уже содержавшийся в двух “редакциях” российской истории – “допетровской” и “екатерининской”. Поэтому его “История Государства Российского” уже “романизирована” и сама по себе читается так же легко, как и романы В. Скотта.
Весьма показательна и трансформация подхода к выбору исторических тем в творчестве Пушкина. В 1821 г. он пишет поэму “Бахчисарайский фонтан”, в 1824 – трагедию “Борис Годунов”, в 1828 – поэму “Полтава”, в 1833 публикует поэму “Медный всадник” и заканчивает роман “Евгений Онегин” и… погибает в 1837 г., не успевая написать роман “Пугачев”. Если в основе поэмы “Бахсчисарайский фонтан” лежит только легенда о похищении русской девушки крымским ханом, то историческая основа трагедии “Борис Годунов” и поэмы “Полтава” уже почерпнута Пушкиным из “Истории Государства Российского” Карамзина, которой он тогда безоговорочно верил. Но в “Медном всаднике” и в романе-меннипее (т.е. имеющем сложную иносказательную конструкцию) “Евгений Онегин” автор именем героя “Евгений” отмечает сложную судьбу своего друга – крупного русского поэта Евгения Баратынского (иначе Боратынского) – потомка тех самых непокорившихся романовым князей Воротынских. За последним князем Воротынским, названным Евгением, повсюду скачет и неумолимый “Медный всадник” – Петр, положивший начало уничтожению Воротыни.
Что же касается подготовки романа “Пугачев”, то кажется весьма правдоподобным, что Пушкин, получив высочайшее разрешение на доступ к архивам, слишком близко подошел к раскрытию правды о завоеваниях Екатерины и о сопротивлении им, названном “пугачевщиной”. (Не будь под рукой желающих убрать Пушкина дурака-Дантеса, скорее всего, нашелся бы кто-нибудь другой. Но это уже относится к жанру исторического романа.)
Реальная история отличается от исторического романа тем, что в начале любого своего сюжета она не знает его конца. Сюжеты же традиционной истории запрограммированы историографами, поэтому она и не соответствует реальным событиям, а следует программе “общественного договора”, идеология которого была разработана гуманистами XVI-XVII вв. Тем не менее, общее ордынское наследие человеческой цивилизации проявляется и сейчас – и в России, и в США, и в Китае…
Без правильного понимания этого общего для всех народов этапа мировой истории XIII-XVI вв. вряд ли можно создать, говоря ученым языком, новую парадигму человеческой цивилизации в начинающейся постгеномной эре, нельзя искоренить национализм, терроризм, рабовладельчество и т д. А попросту говоря, по-русски – не перестать жить во лжи.
via
